— Иногда, если у мамы выдается плохая неделя, я меняюсь с Ларсом. Мистер Трехерн относится к этому с пониманием. Я не могу оставить ее одну на всю ночь.

— У меня эмфизема, — напомнила Гвинет. Потом улыбнулась сыну. — Дерек ухаживает за мной.

— Значит, вы дежурили днем. Был еще кто-то поблизости, когда Сесили сделала тот звонок?

Он пожевал губами:

— Ну да, постояльцы. Отель был полон почти под завязку.

— А Эйден Макнейл находился в тот момент рядом? Или Лиза?

— Нет. — Дерек покачал головой. Потом взгляд его просиял. — Но я видел там няню!

— Элоизу?

— Да, она искала Сесили, и я сказал ей, что та в кабинете.

— Элоиза входила туда?

— Нет. Она услышала, что Сесили разговаривает по телефону, и не захотела мешать, поэтому попросила передать, что она ее искала, и ушла.

— Вы сказали это Сесили?

— Нет. Положив трубку, она выскочила из кабинета и ушла, не знаю куда. Вы правы, она была сильно взволнована. Думаю, она плакала.

При этих словах Дерек помрачнел, словно это он был виноват в том, что Сесили огорчилась.

— Ты рассказал про это полиции? — спросила Гвинет.

— Нет, мам. Полицейские не спрашивали.

Я начинала чувствовать себя неуютно, оказавшись в этой маленькой комнате с больной матерью и ее заботливым сыном. Я злилась на Алана Конвея, который поиздевался над этими людьми, поместив карикатуры на них в своей книге. Но одновременно я понимала, что часть вины лежит и на мне тоже. Мне следовало более критично отнестись к персонажу по имени Эрик Чандлер — с его колченогостью, инфантильностью и сексуальным извращением, но я предпочла особо не заморачиваться и опубликовала текст. И прямо скажем, не сетовала, когда роман стал бестселлером.

Нужно было задать еще один вопрос. Делать это мне не слишком хотелось.

— Дерек, — начала я, — чем были вы так расстроены накануне свадьбы, что отказались пойти на вечеринку для персонала? Почему у вас внезапно испортилось настроение?

— Я не отказывался. Просто так совпало, что у меня заболел живот. Вот и пришлось пропустить вечеринку. Жаль, поскольку остальные, судя по всему, славно повеселились. Я неважно себя чувствовал, но настроение у меня было нормальное.

А вот Лоуренс Трехерн утверждал совсем иное. В своем длинном отчете он упомянул, что Дерек выглядел странно, «словно он вдруг призрака увидел».

— В отеле был кто-нибудь, кого вы узнали?

— Нет. — Дерек напугался. Он понял, что́ мне известно.

— Вы уверены?

— Я уже и не помню…

Я старалась не давить на собеседника и произнесла как можно мягче:

— Разумеется, вы могли запамятовать. Но вы ведь знаете Джорджа Сондерса? Того самого постояльца, которого вселили в номер шестнадцать вместо Фрэнка Пэрриса? Он был директором, когда вы учились в средней школе «Бромсуэлл-Гроув».

Мне понадобилось около часа, чтобы найти нужную информацию в Интернете. Есть дюжины сайтов, помогающих старым школьным товарищам встретиться: Classmates.com, SchoolMates и так далее. У школы «Бромсуэлл-Гроув» имелся свой очень активный форум. Меня заинтересовало то обстоятельство, что отставной директор изначально забронировал номер, где был убит Фрэнк Пэррис, и, скорее для очистки совести, я решила проверить, не связан ли он тем или иным образом с кем-то из сотрудников или гостей «Бранлоу-Холла», находившихся там во время свадьбы. Имя Дерека весьма быстро всплыло на мониторе.

Почитав посты, а затем пройдя через них по ссылкам на «Фейсбук», я быстро поняла, что Дерека жестоко травили в школе («жирный», «тупой», «онанист») и даже сейчас, спустя многие годы, его продолжают троллить в Сети. Сондерсу тоже доставалось немало. Его клеймили деспотом, ублюдком, педофилом и занудой. Послушать выпускников школы, так они просто дождаться не могли, когда их бывший директор откинет копыта.

Алан Конвей любил говорить, что Интернет — худшее, что могло случиться с детективной литературой; кстати, это была одна из причин, по которой он перенес действие своих романов в пятидесятые годы прошлого века. Тут он был прав. Нелегко добиться, чтобы твой сыщик выглядел умным и проницательным, если достаточно пару раз щелкнуть мышью — и вся информация на свете будет доступна любому человеку. Следует признать, что сама я вовсе не пыталась выглядеть умной и проницательной. Я просто искала правду. Но я не сомневалась, что Аттикус Пюнд не одобрил бы мои методы.

— Почему вы вдруг заговорили про Джорджа Сондерса? — спросила Гвинет. — Это ужасный человек.

— Он находился в тот вечер в отеле, — сказала я, продолжая обращаться к Дереку. — Вы видели его?

Ночной администратор с несчастным видом кивнул.

— А он вас? — уточнила я.

— Да.

— Сказал что-нибудь?

— Сондерс меня не узнал.

— Но вы-то его узнали.

— Еще бы.

— Это ужасный человек, — повторила Гвинет. — Дерек сроду не совершал ничего плохого, но другие ребята вечно обижали его, а Сондерс никогда им не мешал. — Женщина собиралась продолжить, но стала задыхаться и снова потянулась за кислородной маской.

— Сондерс всегда ко мне придирался, — продолжил Дерек с того места, на котором остановилась его мать. В глазах у него стояли слезы. — Постоянно отпускал шуточки на мой счет в присутствии других. Говорил, что я бесполезный, что из меня не выйдет толку. Это правда. Я никогда не преуспевал в науках. Но Сондерс утверждал, что я вообще ни на что не годен. — Эндикот потупил глаза. — Быть может, он был прав, а я и впрямь никчемный человек.

Я встала. Мне было стыдно, как если бы я сама присоединилась к троллям и обидчикам, просто приехав сюда.

— Да ничего подобного, Дерек, — возразила я. — Трехерны о вас очень высокого мнения. Вы часть их семьи. И я думаю, что то, как вы заботитесь о матери, дорогого стоит.

Боже, ну почему я говорю в столь покровительственном тоне? Почувствовав себя неловко, я распрощалась и как можно быстрее вышла из дома.

Возвращаясь к машине, я размышляла о том, что узнала. Снова и снова прокручивала информацию в уме. Почти все ученики школы «Бромсуэлл-Гроув» ненавидели Джорджа Сондерса и наверняка обрадовались бы его смерти. Одного вида этого человека хватило, чтобы превратить Дерека Эндикота в моральную развалину.

Но погиб-то не Джордж Сондерс, а Фрэнк Пэррис.

Я позвонила с дороги и предупредила Кэти о своем приезде, но в кои-то веки не радовалась предстоящей встрече.

Когда я подрулила к «Трем трубам», сестра была в саду, вооруженная секатором и парой перчаток: обрезала розы, прореживала бархатцы или занималась еще чем-то, что было способно придать ее и без того идеальному дому еще чуть более идеальный вид. Я люблю Кэти. По-настоящему люблю. Она — единственная прямая линия, проходящая сквозь мою извилистую жизнь, но все равно бывают времена, когда я сомневаюсь, что в самом деле хорошо знаю сестру.