— И все время служите здесь?

— Да, в Южноморске, — кивнул капитан. — Это же надо — сразу столько загадочных смертей!

— Но ведь смерчи были у вас и раньше, — напомнил Кичатов. — Местный бог погоды, Сирбиладзе, говорил мне, что в прошлом году, в декабре, во время стихийного бедствия погибло более десяти человек.

— Погибли, да, — подтвердил Жур. — Но тогда была ясность. И родственники сразу подняли тревогу. А вы обратили внимание, что никто, буквально ни один человек не забеспокоился, не заявил ни о вчерашнем, ни о сегодняшнем утопленнике?

— Но это как-то можно объяснить, — сказал Кичатов. — Все они, вероятно, приезжие.

— И все равно странно, — возразил капитан. — Ведь каждый приезжий где-то живёт, с кем-то общается. В санатории, пансионате или на частной квартире. И когда пропадает человек на несколько дней, об этом, как правило, сообщают.

— Пожалуй, вы правы, — согласился следователь.

— И ещё. Есть у меня одно соображение, но не знаю, стоит ли… — Жур покосился на Дмитрия Александровича.

— Давайте, давайте, выкладывайте, — подбодрил капитана следователь.

— А что, если смерч ни при чем? — спросил Жур.

— Вы хотите сказать, здесь, — Кичатов показал на море, — произошло другое?

— Вот-вот! Точнее, причина смерти этих троих другая?

— Вполне вероятно, — подумав, ответил Кичатов. — Я это допускаю. Авария, злой умысел… Или у вас есть более определённая версия?

— Есть, Дмитрий Александрович, — кивнул Жур. — Только вы не смейтесь… — Он смущённо кашлянул.

— Какой там смех, — серьёзно произнёс следователь. — Мы в таких потёмках, что любой лучик, любой проблеск… Ну, не стесняйтесь, как красная девица, — нетерпеливо подстегнул он Жура.

— А вдруг виноваты какие-нибудь газы или ядовитые испарения? — решился наконец Жур. — Может, читали о таком?

— Нет, — признался Кичатов. — А как это произошло?

— Понимаете, в окрестностях озера обнаружили более сорока погибших людей и множество трупов животных, — стал рассказывать капитан. — Сначала тоже не могли понять причину смерти. Вроде целые, невредимые… А когда пригласили специалистов, выяснилось, что под дном озера скапливаются вредные газы — двуокись углерода и другие. Они-то и убили вокруг все живое… Между прочим, случай этот не единичный. Подобная штука произошла и возле другого озера. Там масштабы катастрофы были ещё более внушительными — более полутора тысяч человек. А уж сколько погибло домашних и диких животных — не счесть!

— Постойте, постойте, а где это все случилось? — спросил подполковник.

— В Африке, — ответил капитан. — Первый случай у озера Монун, второй — у озера Ниос.

— Где Африка, а где Чёрное море!

— А вдруг и здесь нечто подобное?

— Ладно, дадим Сирбиладзе ещё одно задание: пусть проверит заодно и состав воздуха, — после некоторого размышления сказал следователь.

Их внимание привлёк катер, входивший в акваторию устья Чернушки. Когда он приблизился настолько, что можно было различить отдельные фигуры людей на его палубе, с судна рявкнула сирена и кто-то помахал рукой.

Кичатов посмотрел на часы: именно в это время обещали прислать сюда водолаза.

Он помахал в ответ.

С катера спустили шлюпку, и она ходко направилась к берегу.

Приехав утром на службу, Игорь Андреевич Чикуров прежде всего зашёл в здание Прокуратуры Российской Федерации, находящееся на Кузнецком мосту, чтобы уплатить партийные взносы. А уж потом направился в своё здание, располагавшееся между Петровкой и Неглинной; в нем и помещалась следственная часть прокуратуры республики.

На улице было промозгло, сыро. Чикуров втянул голову в плечи, прикрываясь воротником от пронизывающего ветра.

— Ты что, не слышишь?! — раздался сзади него знакомый голос.

Игорь Андреевич остановился, обернулся, его догонял коллега Вася Огородников, следователь по особо важным делам прокуратуры города Москвы. С Огородниковым он был знаком ещё со студенческой скамьи, оба учились на юрфаке МГУ.

— Привет! — протянул ему руку Чикуров. — Ну и погодка!

— Не говори! — Василий крепко ответил на пожатие.

— К нам?

— Да, — кивнул Огородников.

Нырнули наконец в подъезд здания прокуратуры, прошли в кабинет Чикурова. Игорь Андреевич чувствовал, что Васе непременно хочется кому-то излить душу — такой удручённый был у него вид. Обычно Огородников слова не скажет, чтобы не схохмить.

— Что ты, Васенька, невесел? — спросил Игорь Андреевич, вешая мокрое пальто на вешалку за шкафом. — Что ты голову повесил?

— С Петровки тридцать восемь нам передали дело. Поручили мне. Я ознакомился. На первый взгляд — проще пареной репы. Директор гастронома Цареградский брал взятки с заведующих секциями. Накрыли Цареградского с поличным, просто и надёжно: работники ОБХСС пометили купюры, вручили заведующим секциями, те дали деньги взяточнику. Их тут же обнаружили в столе директора. Свидетели, то бишь взяткодатели, уличили Цареградского полностью.

— И много брал? — уточнил Чикуров.

— По свидетельским показаниям — пятьсот рублей в неделю.

— От каждого?

— Нет, в общей сложности.

— Когда возбудили дело? — продолжал расспрашивать Игорь Андреевич.

— Летом.

— Выходит, совсем недавно? — Чикуров покачал головой. — Удивительные люди! Брать взятки сейчас, когда все накалены до предела… В газетах то и дело разоблачают руководителей торговли такого ранга!

— Если человек не способен ни на что, — перебил вдруг Огородников, — он способен на все!

— Что-то не понял, — уставился на приятеля Чикуров. — Ты имеешь в виду директора-взяточника?

— Нет, — ответил Огородников, — я имею в виду тех, кто даёт показания против него. А Цареградский, уверяю тебя, мужик с головой! Знаешь, из разряда неуживчивых! Причём неуживчивых с точки зрения тех, кто кричал: «Заменить меня некем!» А ведь и впрямь, рядом с такими «незаменимыми» деятелями, кроме подхалимов, ловкачей и хапуг, нет никого! Потому что очень далеко оттеснили они неуживчивых, кто не хотел мириться, как теперь говорят, с застоем и негативными явлениями в обществе!

— Погоди, ты хочешь сказать, что твой директор невиновен?

— Он категорически отрицает, что брал взятки, — ответил Огородников.

— А как же меченые деньги? — удивился Чикуров. — Показания заведующих секциями?

— Видишь ли, старик, нечестные люди умелее, — Вася поднял палец к потолку, — куда более умелее развивают средства подавления честности, чем честные развивают средства подавления бесчестности и непорядочности. Ты согласен?