— Понял, — кивнул оперуполномоченный угрозыска.

— И вообще соберите как можно больше сведений о заместителе министра… Второе: киноартист Великанов. С чего это он поехал в Южноморск? Знаком ли с Варламовым? — Игорь Андреевич посмотрел на часы. — К сожалению, более обстоятельно поговорить не удастся. Но мы будем созваниваться. Идёт?

— Разумеется, — пообещал Латынис.

На этом они простились.

В Южноморск Чикуров попал впервые. По службе бывать не приходилось, а отдыхать на таких многолюдных, суматошных курортах он разлюбил с тех пор, как однажды провёл отпуск в путешествии по северу европейской части России, которым был просто очарован.

В аэропорту Игоря Андреевича встретил Кичатов. И только они сели в «Волгу», предоставленную горуправлением внутренних дел, подполковник с ходу огорошил следователя прокуратуры.

— Ещё один труп…

— Помимо того, что нашёл сегодня в воде Зайковский? — уточнил Чикуров.

— Да. Водолаз обнаружил.

— Причина смерти? Кто он, что? — забросал коллегу вопросами Игорь Андреевич.

— Скорее всего — утонул, как и другие, — ответил тот. — Мужчина лет пятидесяти пяти, высокий, с бородой. В кармане куртки — членский билет Союза художников СССР.

— Значит, личность установили?

— Увы, — развёл руки Кичатов. — Ни фамилии, ни имени-отчества разобрать не удалось: размыло водой. Но, слава богу, есть фотография, переснимем, увеличим и пошлём в Москву, в правление Союза художников. Там-то уж должны опознать.

— Это надо сделать как можно быстрее!

— Завтра же, — ответил подполковник.

— Ещё что-нибудь водолаз нашёл?

— Нашёл, — кивнул Кичатов. — Спортивную сумку. Импортную, «Адидас». А в ней — около пяти тысяч рублей.

— Так, — встрепенулся Игорь Андреевич. — Опять деньги… И в каких купюрах?

— В основном сотенные и пятидесятки.

— В сумке больше ничего не было?

— Бритвенный прибор, голландский «Шик». Ну, соответственно принадлежности для бритья — пачка лезвий, помазок, крем. Блок московских сигарет «Ява» в мягкой упаковке. Все, конечно, размокло. И ещё том из Собрания сочинений Достоевского. В нем два романа: «Записки из Мёртвого дома» и «Игрок».

— Какой-нибудь подписи или экслибриса на книге нет? — спросил Игорь Андреевич.

— Нет, все страницы чистые.

— Чья сумка, выходит, неизвестно, — не то вопросительно, не то утвердительно произнёс Чикуров.

— Выходит так, Игорь Андреевич, — ответил Кичатов.

Дорога пролегала почти по самой кромке морского берега. Следователь прокуратуры задумался, глядя на ленивые барашки волн, с шипением накатывающихся на гальку.

— Четыре покойника! — нарушил наконец он молчание. — И все в одном месте.

— И автомобиль, — напомнил подполковник.

— Послушайте, Дмитрий Александрович, неужели это мог натворить смерч?

— спросил Чикуров.

— Другого объяснения, увы, нет. Буквально два часа назад я снова беседовал с Сирбиладзе.

— Местным начальником гидрометеослужбы?

— Да. Он такие сведения привёл, в которые даже трудно поверить! Стоит, к примеру, на пути смерча дом. Прошёл смерч — и нет дома! Разметало по щепочкам. Или такие случаи: попадёт курица в полосу смерчевого вихря, так в мгновение ока становится голенькая, словно её ощипали.

Чикуров представил себе подобную курицу и не смог сдержать улыбку.

— Факт! — горячо заверил его Кичатов. — Это не анекдот! Да что там курица! Знаете, что бывает здесь, на побережье? Смерч как насосом затянет в свою воронку огромное количество воды и перебрасывает в предгорья. — Он показал на поросший лесом хребет. — А оттуда вода бешеным потоком несётся вниз и сметает на своём пути буквально все!

— И часто такое случается?

— Катастрофические случаи бывают, конечно, нечасто, — ответил Кичатов.

— Однако подобное произошло в районе Сочи-Мацестинского курорта осенью тысяча девятьсот семьдесят пятого года… И ещё в конце лета восемьдесят пятого года, в районе Лазаревского.

— А самое последнее, значит, в районе Чернушки? Так?

— Да. Как установили работники южноморской гидрометеослужбы, смерч пронёсся около шести часов утра с двадцать первого на двадцать второе октября. То есть три дня назад… Помните, я вам рассказывал про рыбу в кустах?

— Конечно.

— Так вот в том месте смерч и обрушил на землю буквально водопады! Сила вихря, по-видимому, была велика…

— Почему по-видимому? Разве точных сведений нет?

— Понимаете, более полную картину происшествия Сирбиладзе обещал представить через день-другой, — пояснил Кичатов. — В официальной справке.

— Ясно, — кивнул Чикуров. — Давайте подъедем к устью Чернушки. Хочу осмотреть то место.

— Пожалуйста.

И подполковник дал команду водителю везти их к Верблюду.

— Ну а что женщина, которая звонила в номер Варламова, когда там проводился обыск? — продолжал расспрашивать коллегу Игорь Андреевич.

— Женщина… — хмыкнул Кичатов и зло добавил: — Язык не поворачивается называть так это чудовище!

Чикуров удивлённо вскинул брови: Дмитрий Александрович все время был сдержан и вдруг…

— Извините, Игорь Андреевич, — спохватился Кичатов. — Знаю, надо быть объективным, стараться без эмоций.

— Это на допросах, — улыбнулся Чикуров. — А между собой, я считаю, наоборот. Страсти, они помогают. И что же вас так возмутило?

— Лучше по порядку…

— Давайте, — кивнул следователь прокуратуры.

— Фамилия Елизаветы Николаевны Тимофеева, — продолжал. Кичатов. — Тридцать три года, а выглядит на все пятьдесят! На лице прямо-таки светятся все пороки, которыми она обладает. А их куда как много! Проститутка, воровка, фарцовщица, сводница, шантажистка!

— Ничего себе букетик! — усмехнулся Чикуров.

— А все началось ещё со школы, — рассказывал Дмитрий Александрович. — Чуть ли не с пятого класса. Ставила мальчишкам-воздыхателям условие: хочешь поцеловать, купи эскимо на палочке или поведи в кино. Немного подросла, и кино и мороженое её уже не устраивали, а подавай кафе или ресторан. В шестнадцать лет она впервые отдалась за деньги. Ну и пошло-поехало! Причём Елизавета Николаевна быстро сообразила, что импортные шмотки, до которых была страсть как охоча, легче всего заполучить у «фирмачей» — так на их жаргоне звались иностранцы. И Тимофеева превращается в «путану».

— Это ещё что за птица? — удивился Игорь Андреевич.

— Проститутка, отдающаяся иностранцам. За валюту и за тряпки. Ничем не брезгуют: пиво в банках, печенье, сигареты. Лишь бы не наши. Между прочим, на французском языке «путана» — шлюха.