— Ну, учитывая обстоятельства, это вполне естественно. Со временем ты разберешься.

— Пойми, я его не оплакиваю, нет! Но мне все равно грустно.

— Я тебя хорошо понимаю… Правда, понимаю, — добавил он после небольшой паузы.

— Скажи… — начала было Амелия и замолчала. У нее на языке вертелись десятки вопросов, но она никак не могла заставить себя их задать. Ей очень хотелось знать, какими были последние минуты жизни Джереми, что́ он думал, что́ говорил, но сейчас Амелия не чувствовала себя в состоянии выслушивать подробности, да и Доусон, похоже, не горел желанием поделиться с ней тем, что стало ему известно.

И он, и она вели себя словно двое посторонних, а не как люди, которые только вчера страстно целовались на лестничной площадке больницы. Или это было уже позавчера?.. Амелии отчаянно хотелось снова почувствовать его прикосновения, его объятия, но она не осмеливалась сделать первый шаг. Доусон тоже ничего не предпринимал, но вовсе не потому, что не хотел. В этом отношении он нисколько не изменился — его глаза горели жарким огнем желания.

Смерть Джереми — вот что встало между ними, поняла Амелия. Если бы он скончался где-то далеко, а они только узнали об этом от кого-то из посторонних, все было бы иначе. Но когда Джереми испустил свой последний вздох, Доусон был рядом с ним, и этого оказалось достаточно, чтобы между ним и Амелией разверзлась пропасть. Сейчас оба ощупью искали способы преодолеть ее, но у них мало что получалось.

Не в силах и дальше выносить затянувшееся молчание, Амелия сказала:

— Мне звонила Ева. Она сказала — ты заезжал в больницу.

— Да, заезжал. Ненадолго. Сначала я, правда, заехал в отель — переоделся и привел себя в порядок, а потом отправился туда. Я знал, что Хедли захочет узнать обо всем из первых рук, но он буквально замучил меня вопросами. Он всегда был дотошным, а теперь…

Амелия негромко рассмеялась.

— Могу себе представить! Не удивлюсь, если больничный персонал использует его фотографию вместо доски для дартс. А когда его выпишут, медсестры торжественно сожгут во дворе его чучело. Твоего Хедли не назовешь образцовым пациентом.

— Я думаю, он успокоится, как только ему станет хоть немного получше. — Доусон немного помолчал. — Ева рассказала мне, что ты сидела с ней всю первую ночь. Она очень благодарна тебе за поддержку и за все… и я тоже.

— Как же я могла оставить ее одну? Правда, хирург уверял, что с Хедли все будет в порядке, но она ужасно за него волновалась. И за тебя тоже.

Доусон неловко переступил с ноги на ногу.

— Такер сказал, что звонил тебе…

— Я заставила его пообещать, что он позвонит мне, как только тебя найдут.

— Зачем? Я бы и сам тебе позвонил, но мне не разрешали ни с кем разговаривать, пока меня не допросят представители всех правоохранительных агентств, какие только есть в нашей стране.

Она кивнула:

— Да. Такер так мне и сказал.

— А когда допросы закончились, я по-прежнему не мог тебе позвонить, потому что Такер и компания отобрали у меня телефон. Я записал на него наш разговор с Джереми, и они заявили, что теперь это улика номер один. Кроме того…

— Тебе просто не хотелось звонить, да?

Доусон улыбнулся какой-то слабой, беззащитной улыбкой.

— Ты угадала. После того как я не меньше пятнадцати раз рассказал следователям о том, как я отыскал в лесу хижину Карла, мне не хотелось повторять то же самое еще и тебе. Мне вообще больше не хотелось говорить. Ни с кем.

— Ну и хорошо, что ты не позвонил, — кивнула Амелия. — Мне тоже нужно было время, чтобы… освоиться со всем, что произошло. Переварить это. Я хотела только одного — быть с моими детьми…

— Они знают?

Амелия пожала плечами:

— Я не стала ничего им говорить. Зачем?..

— Правильно.

— Вот и я тоже так подумала.

— Как они вообще?

— Неплохо, насколько я могу судить. Хочешь с ними повидаться?

Он улыбнулся:

— Думаю, немного общения с невинными чистыми душами мне не повредит.

— Ну тогда идем.

Они поднялись по лестнице на второй этаж и двинулись по коридору в направлении детской. Когда они проходили мимо закрытой двери комнаты, где жила Стеф, Амелия сказала:

— Буквально полчаса назад я разговаривала по телефону с миссис Демарко. Ей уже сообщили о признании Джереми. Завтра им отдадут тело.

— Хорошо, — кивнул Доусон и добавил: — И ужасно…

— Да.

Едва войдя в детскую комнату, они услышали, что Хантер и Грант из-за чего-то громко ссорятся в ванной комнате.

— Эй, в чем дело?! — крикнула Амелия. — Выходите из ванной! Вы же прекрасно знаете, что я не разрешаю там играть!

При звуке ее голоса в ванной мгновенно воцарилась тишина. Бросив встревоженный взгляд на Доусона, Амелия шагнула к ванной и распахнула дверь. В следующую секунду дети словно две маленькие кометы промчались мимо нее и повисли на дяде Доусоне.

Весело рассмеявшись, Доусон приподнял на согнутой руке хихикающего Гранта (при этом он стиснул зубы и зарычал, делая вид, что ему ужасно тяжело), потом опустил на пол и дружески хлопнул по плечу Хантера. Дети засы́пали его вопросами, но прежде чем ответить на них, Доусон спросил, из-за чего был шум и что они делали в ванной.

— Ничего, — тотчас ответил Хантер.

— Хантер сказал — мы не должны ничего говорить маме, — вмешался Грант, — но я думаю, она не рассердится.

— Грант, заткнись!

— Хантер, я же тебя просила: не смей грубо разговаривать с братом!

— Мы спорили из-за наших…

— Заткни-ись, Грант!!

— …Краников.

При этих словах у Хантера сделался такой вид, словно он готов провалиться сквозь пол. Он опустил взгляд, а щеки его вспыхнули ярким румянцем, но Грант продолжал доверчиво смотреть на мать, ожидая ответа. Амелия, справившись с секундным замешательством, спросила:

— А что с ними такое?

— Н-ничего. Абс-солютно ничего! — поспешил высказаться Хантер, с угрозой покосившись на брата.

Доусон повернулся к Амелии:

— Сделай-ка мне чаю со льдом, если тебе не трудно.

— Что-о?! — Растерявшись, она переводила взгляд с Доусона на мальчиков и обратно, потом до нее дошло. — Ах да, конечно. Чаю?.. Со льдом и мятой? Разумеется. Я как раз собиралась… — И Амелия вышла из детской спальни, плотно закрыв за собою дверь.

Минут через десять Доусон присоединился к ней в кухне. Увидев на столе стакан с ледяным чаем, который Амелия налила ему по его же собственной просьбе и о котором он совершенно забыл, Доусон несколько секунд недоуменно рассматривал его, потом поднес ко рту и залпом выпил.