Патриотические мотивы были очевидны и в так называемом деле Лысенко48. Трофим Лысенко, советский биолог-агроном, считал, что приобретенные характеристики могут наследоваться, а следовательно – зависят от изменений среды. Из-за этих взглядов у него возникли разногласия с советскими генетиками, которые утверждали, что наследование является функцией генов и не определяется влиянием среды или научными экспериментами над природой. Давний конфликт между этими двумя группировками советских биологов приобрел новый поворот в апреле 1948 г., когда сын Андрея Жданова Юрий, возглавлявший научный отдел Центрального Комитета, выступил с докладом, в котором критиковал взгляды Лысенко. Лысенко обратился к Сталину с жалобой. В результате позиция Лысенко получила официальное одобрение: в газете «Правда» были опубликованы материалы конференции июля-августа 1948 г., в которых подробно излагались взгляды Лысенко и подвергалось сокрушительной критике мнение его оппонентов-генетиков. Возможно, Лысенко был плохим ученым, но он был политически подкован, а потому, излагая свою позицию, намеренно делал акцент на противопоставлении «советской» науки и науки «западной», «материалистической и патриотической» биологии и биологии «реакционной, схоластической и антипатриотичной»49.

Лысенко торжествовал, так как Сталин поддержал его точку зрения и упрекнул Юрия Жданова за то, что тот выражал личное мнение о наследственности и генетике. «У нас в партии нет личных мнений или личных взглядов, – сказал ему Сталин. – Есть только взгляды партии». Сталин поддержал позицию Лысенко, потому что в ней содержалась отсылка к идее советского патриотизма, она была созвучна с его собственной волюнтаристской марксистской теорией о том, что естественный мир может быть в корне изменен путем активного вмешательства человека. На этих представлениях был основан и обнародованный в октябре 1948 г. в советской прессе «Великий сталинский план преобразования природы» – проект массового насаждения деревьев и травы и создания 44 000 новых прудов и водохранилищ. «Капитализм, – говорилось в передовой статье «Правды», – неспособен не только организовать планомерную работу по преобразованию природы, но и предотвратить хищническое использование ее богатств».

В своем обращении к избирателям в феврале 1946 г. Сталин говорил: «Я не сомневаюсь, что если окажем должную помощь нашим ученым, они сумеют не только догнать, но и превзойти в ближайшее время достижения науки за пределами нашей страны». Через два года тон его официальных заявлений уже сменился на самоуверенные утверждения, что достижения советских и особенно русских ученых уже превзошли достижения Запада. «На протяжении своей истории великий русский народ обогащал национальную и мировую технологию выдающимися открытиями и изобретениями», – говорилось в передовой статье «Правды», вышедшей в январе 1949 г. В статье освещалось заседание Академии наук СССР, посвященное истории российской науки. В том же месяце в «Комсомольской правде» (газете Коммунистического союза молодежи) появилась статья под заголовком «Самолет – русское изобретение». По словам автора статьи, «невозможно найти хотя бы одну область, в которой русские люди не проложили бы новых путей. А.С. Попов изобрел радио. А.Н. Лодыгин создал лампу накаливания. И.И. Ползунов построил первый в мире паровой двигатель. Первый локомотив, изобретенный Черепановыми, проехал по русской земле. Крепостной Федор Блинов пролетел над русской землей на самолете тяжелее воздуха, созданном гением Александром Федоровичем Можайским, за двадцать один год до братьев Райт»50.

Как видно из этой цитаты, в советской патриотической пропаганде послевоенных лет очень заметную роль играл элемент русификации. В полном соответствии с этой тенденцией Сталина на официальных портретах начали изображать без выраженных признаков его принадлежности к грузинской нации. Так, наиболее известный портрет Сталина послевоенных лет, на котором он изображен в парадной военной форме, писался с фотографии известного русского исследователя и географа51. Кроме того, Сталин по-прежнему проявлял особое отношение к русскому народу и его культуре как оплоту борьбы против Запада. В 1947 г. с большим размахом была отмечена 110-я годовщина смерти Пушкина. В сентябре 1947 г. Сталин отправил приветствие Москве в день 800-й годовщины со дня ее основания: «Заслуги Москвы состоят не только в том, что она на протяжении истории нашей Родины трижды освобождала ее от иноземного гнета – от монгольского ига, польско-литовского нашествия, от французского вторжения. Заслуга Москвы состоит, прежде всего, в том, что она стала основой объединения разрозненной Руси в единое государство с единым правительством, с единым руководством»52. В 1950 г. в «Правде» была опубликована серия статей Сталина по вопросам марксизма и языкознания, в которых утверждались особые преимущества русского языка53.

По мере того как ухудшались отношения между СССР и Западом, усилилась и «ждановщина». Изначально поводом для кампании против Запада стало недовольство Сталина отношениями с Великобританией и США и обеспокоенность влиянием Запада на советское общество. Культурные «чистки» 1946–1947 гг. совпали по времени с усилившимся опасением Москвы, что будущее «большого альянса» поставлено под угрозу из-за растущего влияния антисоветских сил в западных странах. Развитие советского и русского ультра-патриотизма было связано с началом «холодной войны» в 1947–1948 гг. и с усилившейся идеологической конкуренцией с Западом. Наконец, в конце 1949 – начале 1950-х гг., когда «холодная война» достигла своей кульминации, в советской внутренней политике произошел выраженный поворот к ксенофобии. Советским гражданам запрещали контактировать с иностранцами, публикации западных журналистов, работающих в Москве, подвергались жесткой цензуре, выезд за границу был резко ограничен даже для советских официальных лиц, за выдачу государственных тайн были введены жесточайшие меры наказания. Фактически это было возвращение к изоляционизму и оборонительной ментальности, которой характеризовалось советское общество в 1930-е гг. Именно в это время Сталин начал новую волну судов, арестов и репрессий. Масштабы сталинского террора послевоенных лет не могли сравниться с масштабами и интенсивностью «ежовщины» 1937–1938 гг., однако и он стал тяжелым потрясением для интеллигенции, которая надеялась, что победа в войне принесет с собой эпоху либерализации.

На уровне руководства самым громким событием стало так называемое «ленинградское дело» 1949 г.54 – чистка среди руководителей ленинградских партийных организаций в связи с обвинениями в том, что они дистанцировались от Центрального Комитета и образовали собственные антипартийные группы. В деле фигурировал Николай Вознесенский, глава Госплана – государственного комитета планирования. Он был лично связан с ленинградским руководством и был обвинен в предоставлении в Совет Министров заведомо ложной информации и в утере секретных государственных документов. Очень скоро обвинения превратились в заявления, что обвиняемые участвовали в шпионаже. Ленинградских партийных руководителей арестовали в августе 1949 г., а Вознесенского в октябре. Годом позже в Ленинграде прошло закрытое судебное слушание; все обвиняемые были осуждены и затем расстреляны. Репрессии распространились на ленинградских чиновников среднего уровня, в результате более 200 человек были приговорены к смерти, тюремному заключению или ссылке.