что наука и религия не противоречат друг другу, а дополняют друг друга.

64

И. В. Гёте, «Trost in Тгапеп» («Утешение в слезах», 1803). В переводе В. А. Жуковского: «На что ж искать далеких звезд? / Для неба их краса; / Любуйся ими в ясну ночь, / Не мысли в небеса». — Примеч. ред.

65

Ars amandi (лат.) — искусство любви, название дидактической поэмы Овидия о свободной любви; ars artium (лат.) — искусство искусств.

66

Абрам Терц (А. Д. Синявский) цитирует этот афоризм Пушкина в «Прогулках с Пушкиным» (1968, опубл. 1975). Его комментарий к нему уместен и для нашего контекста: «Это правило в устах Пушкина […] означало, что истинная объективность достигается нашим сердечным и умственным расположением, что, любя, мы переносимся в дорогое существо и, проникшись им, вернее постигаем его природу» [Терц 1993: 45].

67

Божественный Андрогин Гумилева является «предтечей» андрогинного блоковского Христа в «Двенадцати». Последний, конечно, бессмертен, красив и осыпан снежным жемчугом — деталь, отсылающая к «алмазу» Соловьева. Блоковский Христос, этот «Божественный алмаз», является также противоположностью земной любви Ваньки и Катьки.

68

В эссе «Жизненная драма Платона» (1898) Соловьев прославляет греческого философа как создателя концепции «зачатия в красоте» и «рождения прекрасного андрогина». Сам создатель платонической любви, однако, по мнению Соловьева, не совершил тех «подвигов», о которых поэт говорит в своем стихотворении. Он стал «фетишистом», поскольку не смог преодолеть антагонизм между духовной и физической сферами, не сделав неизбежных выводов из собственных предпосылок. Эрос Платона не «перекидывал мост» между земной и небесной сферами, и эта неспособность сгладить противоречия дуализма стала «жизненной драмой» философа. «Мост — основной элемент его понятийной архитектоники», — пишет о Соловьеве Ф. А. Степун [Степун 2012: 46].

69

Жизнь самого Горького также нередко описывалась по шаблонам этих жанров и в конце концов приобрела черты «легендарной мистерии» [Clowes 1987: xi], включавшей, в частности, миф о том, что он помогал «всему прогрессивному человечеству побеждать смерть» [Иванов 1960, 8: 370–371]. Вс. В. Иванов, писатель, (временно) близкий к Горькому, рассказывает, как в 1935 году встретил безнадежно больную цыганку, которая была убеждена, что поправится и будет жить вечно, если ей посчастливится встретить Горького. Она полагала, что он «будто большое колесо, с него смерть, как вода, скатывается» и что он нашел «вечный корень» бессмертия [Там же: 556]. Эта история больше походит на литературную выдумку, чем на реальный факт. Иванов, по-видимому интересовавшийся Федоровым, в цитируемых «Воспоминаниях» намекает на то, что нередко по-гётевски смешивает «поэзию» с «правдой».

70

Произведения Горького цитируются по двум собраниям сочинений: 30-томному 1949–1955 годов (СС) и 25-томному 1968–1976 годов («Полное собрание сочинений. Художественные произведения»; ПСС), с указанием тома и страниц.

Прослушав сказку «Девушка и Смерть» в чтении Горького в 1931 году, Сталин восхитился ею и высказал мнение, что «эта штука сильнее, чем “Фауст” Гёте» [СС 1: 497]. А. М. Мясников приписывает высокую оценку Сталиным этого юношеского произведения горьковскому «солнечному оптимизму» и нежеланию бояться смерти [Мясников 1953: 51–53]. По свидетельству Вс. В. Иванова, Горький жаловался на то, что «вожди были пьяны» и явно издевались над поэмой (см. [Быков 2016: 81]).

71

Обобщение мнений критиков об интересе Горького к Ницше см. в [Sesterhenn 1982: 198–212; Clowes 1988] и [Gunther 1993]. Э. Клюс видит в Горьком «священника ницшеанства» [Clowes 1988: 180]. Чехов по прочтении поэмы «Человек» отозвался о ней как о «проповеди молодого попа» (см. [ПСС 6: 464]). Датскому журналисту А. Киркебю писатель напоминал «семинариста» или «добропорядочного английского священника в галстуке» [Хьетсо 1997: 202]. Несмотря на «поповскую» внешность писателя и постоянную готовность «проповедовать», он явно предпочитал Прометея любому традиционному образу Христа (см. [Wolfe 1967: 52]).

72

Р. Зестерхенн видит конечную цель горьковского богостроительства в примирении чувства и разума в новом идеальном мире, см. [Sesterhenn 1982].

73

В последние годы своей жизни Горький делается настоящим «фанатиком» науки, видя в ней гарантию разрешения всех своих федоровских упований. Так, в 1934 году Горький писал харбинскому последователю Федорова Н. А. Сетницкому, что он, «как материалист», считает, что борьба со смертью — задача, требующая «экспериментального исследования». Он добавил, что знает, что советское правительство поддерживает такого рода эксперименты в исследовательском институте ВИЭМ (Всесоюзный институт экспериментальной медицины), в котором изучаются «жизнь, работа и изнашиваемость человеческого организма» [Зильберштейн, Тагер (ред.) 1963: 544]. Сетницкий, возможно частично уже убежденный в том, что федоровское дело вправду осуществляется в СССР, стране коллективного труда, получив подтверждение этому от Горького, в 1935 году вернулся в Советскую Россию, где через два года был расстрелян. Возвращение Горького в Советский Союз, несомненно, объясняется и его желанием способствовать работе ВИЭМ и другим научным изысканиям по «улучшению» человека. Эпиграфом к введению своей книги «М. Горький — пропагандист науки» М. М. Юнович ставит цитату из Горького: «Науке, исследующей “материю” — верю и люблю ее, как поэзию» [Юнович 1961: 3]. Автор приводит и многие другие дифирамбы Горького всемогущей науке и ее источнику, человеческому разуму, например: «Дерзновенному величию разума человеческого — нет предела, а у нас разум этот растет с неимоверной быстротою и количественно и качественно» [Там же: 95]. О вере Горького в науку также см. [Бялик (ред.) 1964].

74

Этот цикл, написанный между 1912 и 1917 гг. и публиковавшийся в 1915, 1918 и 1923-м, начинается с известного рассказа «Рождение человека» и заканчивается историей убийства, напоминающего убийство Каина (чье преступление, как утверждалось в сказке «Девушка и Смерть», породило смерть). Основная идея цикла в том, что русский народ, как социалистическое сверхчеловечество, должен начать «строить Бога» и осуществить мечту Иисуса Христа о человеческом бессмертии. Примиряя Федорова с Ницше, Горький создает своего рода «ницшеанский федоровизм».

75

Эта фамилия, возможно, дань увлечению Федорова панславизмом. Философ, например, придавал большое значение тому факту, что Коперник, который «произвел переворот в астрономии», был славянином.

76

Taedium vitae (лат.) — «отвращение к жизни». — Примеч. ред.

77

Мартин Эмма (1811 или 1812–1851) — английская общественная деятельница, социалистка, последовательница утопического социализма Р. Оуэна (1771–1858), выступавшая за права женщин. — Примеч. ред.