В этот момент какое-то мохнатое существо, ревя как морской тюлень, поднялось из воды. Оно бросилось вперед, и его рев раздался по всей бухте, отзываясь эхом в прибрежных скалах. Существо в обличье человека пронеслось, словно ураган, мимо Анжелики и встало перед единорогом, раскинув руки.

— Не трогайте его, несчастные! Не прикасайтесь к моей любимой статуе. Я думал, что она навсегда для меня потеряна… Ах! Не трогайте ее или я вас всех убью!..

Странное существо было огромного роста. Вода и кровь ручьями текли по его бородатому лицу, капали и растекались по изорванной в клочья одежде. Глаза его горели страшным мерцающим огнем.

Услышав крики, из Голдсборо прибежали мужчины, вооруженные ножами и саблями.

— Не подходите, разбойники, погубители, или я вас задушу!

— Его надо прикончить, — сказал Жак Виньо, держа наготове свой мушкет. — Он сошел с ума.

— Нет, — вмешалась Анжелика. — Не трогайте его, оставьте. Я, кажется, начинаю понимать. Он не сумасшедший. Но есть опасность, что он потеряет рассудок.

С этими словами она подошла к несчастному, который был настолько выше ее ростом, что казался великаном, совершенно растерянным и ничего не понимающим.

— Как назывался ваш корабль, капитан? — ласково спросила Анжелика. — Ваш корабль, который разбился о скалы этой ночью?

Ее голос дошел, наконец, до помутившегося рассудка Жоба Симона. По его заросшему, как у дикого зверя, лицу потекли слезы. Он упал на колени и крепко обнял деревянную статую из золоченого дерева, которая еще недавно стояла на носу его корабля как украшение. Она была почти такая же высокая, как и он сам.

— «Единорог», — пробормотал он. — Мой корабль, который я потерял, назывался «Единорог».

— Пойдемте со мной, я вас накормлю, — сказала она, обращаясь к Жобу Симону, и нежно положила свою маленькую ладонь на его руку. От этого прикосновения затуманенный мозг несчастного начал проясняться.

— А Единорог? Что же с ним будет? — пробормотал он, показывая на деревянную статую, выступавшую из песка. — Не причиняйте ему вреда, моему Единорогу… Ведь он такой красивый!

— Его перенесут подальше от воды… А потом ВЫ установите его на нос другого корабля, месье.

— Никогда! Никогда! Я разорен, говорю я вам, разорен… Единственное, что у меня теперь осталось, так это он, мой Единорог! Он так красив! Не правда ли? Весь покрыт листовым золотом! А вместо рога я сам ему вставил этот великолепный бивень от убитого мною нарвала. Посмотрите на его розовую, закрученную как спираль, кость… Вы увидите, как она сверкает на солнце…

Так он говорил, не прерываясь, доверяя свои мысли незнакомой ему женщине, которая вела его неведомо куда. И он подчинялся ей, как ребенок.

Когда они вошли в дом к мадам Мерсело, она усадила его за деревенский стол. В домах у американских поселенцев всегда в очаге варится на медленном огне суп или похлебка. Анжелика налила ему в миску жидкого пюре из тыквы и фаршированных устриц.

Бедняга принялся жадно есть, то и дело вздыхая, и оживал с каждым глотком.

— Ну вот, теперь конец! Я разорен, — заключил он, доев вторую миску. — Учитывая мой возраст, можно сказать, что я конченный человек. Кладбище вместо нового корабля, вот что меня ждет. Я же говорил герцогине: «Все это плохо кончится». Но куда там! Эта женщина слушает только себя! Я предчувствовал, что это плаванье принесет мне несчастье. Но ведь в моем возрасте выбирать не приходится. Берешься за то, что дают! Не правда ли? Девушки вместо груза! Вот до чего я докатился. Девицы для американских поселенцев!

— Это было нелегкое путешествие — со столькими женщинами на борту!

Лицо капитана исказилось.

— Сущий ад! — вздохнул он. — Если вы хотите знать мое мнение, мадам, то женщины не должны существовать вообще.

Он затолкал в рот огромный кусок хлеба с сыром, который ему подала Анжелика, и все то время, пока он жевал, мощно работая челюстями, рассматривал ее своими маленькими пронзительными глазками.

— Все это для того, чтобы попасть на берег, в руки разбойников, заманивающих корабли. А вы, по правде сказать, не очень-то похожи на бандитку! О вас скорее можно подумать, что вы добрая и порядочная женщина. Ведь вам должно быть стыдно. Разрешать вашим мужчинам заниматься таким грязным ремеслом, грабить корабли и убивать людей.

— Вы что выдумываете?

— А заманивать корабли на ваши поганые скалы, приканчивать дубинами несчастных пленников, которые пытаются спастись, это что, честное ремесло? Бог и все святые рая накажут вас.

Анжелика уже готова была выйти из себя, слушая такие оскорбительные обвинения. С нее и так было достаточно сумасшедших мужчин и женщин в течение этих последних дней, с их отчаянными криками и истериками. Впрочем, людям, которые едва не погибли в море, все можно простить.

Она ответила без всякого гнева:

— Вы ошибаетесь, славный мой друг. Мы простые поселенцы и живем за счет торговли и своего труда.

— Да разве же я наскочил бы на эту острую, как игла, б.., подводную скалу, — заревел он и круто, всем корпусом, повернулся к ней, — если бы не увидел мигающие вдали огни? Я прекрасно знаю, что такое морские разбойники, заманивающие корабли, как они на скалах раскачивают фонарями, создавая видимость, что здесь находится порт, а потом топят их. Я сам из Уссана, что стоит на самом мысу Бретонского полуострова. Удар о рифы был такой сильный и неожиданный, что я вылетел за борт. А когда доплыл до берега и стал хвататься за него, «они» ударили меня сюда и сюда… Вот посмотрите. О камень так не ударишься.

Он откинул назад копну волос, слипшихся от морской воды и водорослей.

Глаза у Анжелики расширились, сердце упало.

— Каково? Что вы на это скажете? — торжествовал незнакомец, видя, как лицо ее побледнело, и глаза застыли.

Но не рана на покрытой волосами коже, которую он ей показывал, так приковала ее взгляд, а пятно фиолетового цвета, которое было на виске у Жоба с самого рождения.

«Как только ты увидишь высокого капитана с фиолетовым пятном, знай, твои враги близко!..»

«Кто же это ей сказал?.. Да, Лопеш, тот маленький португальский разбойник с корабля „Сердце Марии“, когда она стояла вместе с ним на краю морской косы Макуа».

Но где же сам Лопеш? Он погиб во время сражения.., на борту «Сердца Марии».

Анжелика смотрит на себя в зеркало. Ночная тень окружает холодное венецианское стекло. Проникающий через окно едва заметный свет заката оставляет на нем слабые отблески. Ее отражающееся в зеркале лицо похоже на багряный призрак.

В лучах лунного света ее разметавшиеся волосы напоминают ауру. Ветер распушил копну ее волос, когда она блуждала по пляжу в поисках тел погибших и увидела там Единорога. Она устала поправлять пряди, бесконечно спадающие на виски, которые пронизывала острая головная боль.