в подземный храм. Да, она слушала, как Джейкоб разглагольствует о новом Священном Писании. Всем сердцем она хотела закричать, заглушить безумие проповедника и разбудить своих друзей от этого ужасного заклинания, которое он наложил на них всех, но…

Твой страх был настолько восхитительным, дитя.

Имоджин закрыла глаза. Она была в ужасе, когда преданность Джейкоба превратилась в навязчивую идею, а затем – в чистое безумие. К тому времени она отдала ему почти все – жизнь, дочь, репутацию – все во имя бога, в которого побоялась не уверовать. Но то был страх не перед божественным возмездием, а перед тем, что может случиться с ней здесь, на этой плоскости бытия. Когда Джейкоб объявил общине о своих намерениях…

«Старые Обычаи требуют пролить невинную кровь на алтарь нашего господа».

…она наконец обрела голос, сплотила вокруг себя нескольких оставшихся вменяемых друзей и выступила против него.

Имоджин открыла глаза и продолжила путь.

Достигнув вершины, она осмотрела фундамент церкви. Здесь вышедшая из бездны жидкость рассеивалась, просачиваясь обратно в черную яму, оставляя после себя смятые сорняки, сгнившие бревна и потрескавшиеся камни фундамента. Кто-то оставил указатель, предупреждающий других об отверстии в земле, но теперь он лежал на боку, яркую-розовую надпись на нем скрывала высокая трава. От отверстия вел ряд борозд в земле, показывая, откуда появился ее противник. В дальнем конце старого фундамента она заметила торчащую из травы окровавленную руку.

Имоджин узнала этого человека, его лицо неоднократно появлялось в газетах в связи с частыми задержаниями. В основном – за хранение наркотиков, иногда – за вождение в нетрезвом виде. Репутация Вэйлона Паркса – одного из плохих парней с дальнего склона Мур-Хилла – была широко известна в Стауфорде. Судя по последним слухам, которые еще долетели до Имоджин, с этим отморозком снюхался Эзикиел. Она осмотрела окровавленное лицо, на котором застыла перекошенная маска ужаса, и зияющую рану в грудной клетке.

«Джейкоб был голоден», – подумала Имоджин, благодарная за то, что избавлена от подобных желаний. И все же ей было интересно, испытывала бы она неземной аппетит, если б провела в могиле больше времени. Две ее недели были ничем по сравнению с более чем тридцатью годами Джейкоба.

Земля у нее под ногами задрожала.

Ты проделала весь этот путь, дитя. Пойдешь ли ты дальше и отдашь ли дань уважения своему господу? Давай же причастимся.

Она отвернулась от трупа Вэйлона и подошла к отверстию в земле. Тьму внизу пронзал мягкий ореол света, освещая ступеньки старой раздвижной лестницы. Внизу лежали кости бесчисленных невинных детей. Их принесли в жертву на каменном алтаре, чтобы умилостивить безымянного бога, присоединили к культовому изваянию, сделав частью темной традиции, уходящей корнями далеко в прошлое. Кто-то пытался скрыть это место, запечатывая его по кирпичику зараз, засыпая землей, одновременно зарывая своих мертвецов.

Она поняла, что его запечатали, поскольку не смогли разрушить.

Эта мысль беспокоила ее, в разум проникало сомнение. Но решимость оказалась сильнее, вера была непоколебима, и Имоджин сбросила узы страха, пытающиеся приковать ее к земле.

Она стала медленно спускаться по лестнице, в надежде, что этот раз будет последним.

Глава двадцать третья

1

Когда Чак заглушил двигатель БМВ, Райли резко проснулся. Он сел с осоловелыми глазами и выражением паники на лице, сердце у него будто готовилось к марафону. Перед ним все еще висели гаснущие фрагменты сна, сквозь которые медленно проступали кожаные автомобильные кресла, двое сидящих на них мужчин, плотный ряд деревьев за ветровым стеклом и встревоженная кудрявая дама, расположившаяся на соседнем сиденье.

– Ты в порядке, Райли?

– Ага, – ответил он, вытирая со щеки скользкую пленку слюны. Затем посмотрел на рукав ее рубашки, увидел темное пятно на ткани и покраснел. – Извини.

– Это не в первый раз, когда в меня плюют. Ты так хорошо спал, что мне не хотелось тебе мешать.

– Спасибо. – Он протер глаза и выглянул в окно. Солнце садилось за деревьями, просачивающиеся сквозь них лучи походили на огненные осколки, а на краю дороги порхали над высокой травой светлячки. Он попытался вспомнить сон, который ему снился, но в памяти отложилось лишь что-то про тени и глаза. Особенно глаза. Голубые сферы, парящие в темноте, глядящие на него из какой-то огромной пещеры, и то, чему они принадлежали, звало его по имени.

– Похоже, мы не одни. – Чак указал вперед. В конце гравийной развязки был припаркован пикап. Стекла опущены, за рулем никого.

– Думаешь, это твоя бабушка?

– Не узнаем, пока не доберемся туда. – Джек повернулся на сиденье. – Полагаю, никто из вас сюда не возвращался?

– Конечно, нет, – ответил Чак. – Мне хватило тех лет, когда мы были детьми. Не вернулся бы даже за деньги. Я к тому, что… – Он посмотрел в окно и покачал головой. – Это место совсем не изменилось. Господи, ни капельки.

Стефани вздохнула.

– Я возвращалась. Однажды. Приезжала на выходные домой из колледжа. Моя соседка по комнате, Лиззи Уорнер, уговорила меня отвезти ее посмотреть, где все это происходило, поэтому я привезла ее сюда, чтобы она уже заткнулась. Мы дошли только до хижин. Дальше я не пошла. – Она посмотрела из окна направо, где в лесу исчезала заросшая тропа. – И все еще не уверена, смогу ли.

Джек повернулся к Райли и натянуто улыбнулся.

– А ты? Не могу представить, чтобы твой старик когда-либо водил тебя сюда в поход.

– Конечно, нет. Папа сказал мне, что если он когда-нибудь узнает, что я был здесь, то посадит меня под домашний арест на всю оставшуюся жизнь. – Райли сделал паузу, вспоминая их разговор. – Я спросил его, что здесь находится. Он ответил, что ничего, просто пустота.

Над ними повисла тишина, воздух в машине был слишком горячим, удушливым. Стефани открыла дверь, побуждая братьев сделать то же самое. На мгновение Райли задумался над сказанным, но едва открыл дверь, как все понял. Воздух здесь был другим, обладал неестественной неподвижностью, будто само время застыло на месте. Не было ни ветерка, ни звуков животных или насекомых. Теперь до Райли дошло зловещее заявление отца.

Он уставился на гравийную развязку, где был припаркован пикап. «Это же гребаный тупик», – подумал