Он бросился к директорскому вагончику и распахнул дверь.

Эллис сидел на стуле с картонной коробкой на коленях. В коробке лежало несколько кусков сырого мяса.

— Эллис! Какого черта вы здесь сидите? Вам что, больше нечего делать? Зачем вам этот гуляш?

— Кормить тигров. Эти милые зверюшки так его любят…

— Перестаньте молоть чепуху! Немедленно бросьте все и идите за мной! У нас чрезвычайная ситуация! На манеже — сумасшедший дом! Ну, долго мне вас ждать, Эллис?! — Директор топнул ногой.

— Куда идти? Зачем? Вы можете мне объяснить?

Эллис поставил свою коробку в шкаф.

— Ничего я вам объяснять не собираюсь! Вы мне нужны, и немедленно!

— Как инспектор манежа, менеджер по работе с персоналом или режиссер? В каком качестве прикажете вам служить сегодня? И за какую из этих должностей вы будете мне в дальнейшем платить?

— Послушайте! Не валяйте дурака! Это ваш единственный шанс изменить свою жизнь к лучшему — выйти сейчас на манеж и навести порядок! Ваш заместитель оказался совершенно беспомощным! Совершенно! Идемте! На манеже…

— …начались беспорядки? Могу себе представить. — Эллис посмотрел на часы. — Номер с почтовой каретой давно уже должен был закончиться. Идет уже лишних десять минут. И мальчишка принимает в нем участие? Должен вас предостеречь, господин директор: будьте с ним осторожнее. Вредный элемент, строптивец…

Директор, бледный как полотно, открыв рот, стоял перед своим вдруг не в меру разговорившимся инспектором.

— Видите ли, господин директор, вот так же, как вы сейчас стоите передо мной, я простоял целый день перед Тигрой, и вам не было до меня никакого дела. Однако шутки в сторону. Наводите порядок в своем заведении сами.

— Эллис! Я прошу вас!

— Вы меня просите?..

— Умоляю! Эллис! Пойдемте со мной!

— Что ж, не могу отказать вам в вашей просьбе. Идемте!

Эллис выскочил из вагончика и зашагал к шатру так стремительно, что директор едва поспевал за ним. В груди у него разливалось чувство блаженства. Он уже видел свой блестящий триумф и мысленно упивался предвкушением того, как все его ненавистники снова будут перед ним унижаться.

— Только обещайте не мешать мне, господин директор, когда я сегодня после представления велю выпороть этого мальчишку, этого прихвостня Рональда, а потом сам рассчитаюсь с Тигрой!

Директор был уже не в состоянии даже просто вникать в смысл этих слов. Благодаря жесткой дисциплине, которую Фрэнк Эллис поддерживал в цирке многие годы, он, директор, был абсолютно свободен от каких бы то ни было забот. Он всегда полагался на Эллиса и вдруг решил, что без него он уже просто не сможет существовать. Ему казалось, что в эту минуту нет ничего важнее готовности Эллиса выйти на манеж и взять все в свои руки. Ветер усиливался, стены шатра раздувались; на манеже трещали выстрелы, а публика ревела от восторга, причину которого директор понял, лишь войдя вместе с инспектором в зрительный зал.

Гремела бравурная музыка, зрители кричали и уже начинали тесниться вниз, к выходу.

В одной из лож встал со своего места седоволосый господин. Если бы у него был с собой пистолет, он, вероятно, выстрелил бы в Большого Волка.

На арене остались всего три человека: Рыжий Джим, так плотно обмотанный веревкой лассо, что стал похож на гусеницу, Маттотаупа и Харка. Большой Волк только что покинул манеж, проскакав мимо директора и Эллиса.

Посредине манежа Маттотаупа и Харка подняли своих взмыленных мустангов на дыбы, потом, под троекратный туш оркестра, вызвавший у Фрэнка Эллиса глубокое возмущение, на полном скаку подхватили свои лежавшие на песке винтовки и галопом, стреляя в воздух, умчались за кулисы. Все, кто попадался им на пути, в ужасе отскакивали в сторону.

Раздался еще один, последний выстрел. Фрэнк Эллис дернулся и упал. Со зрительских мест инспектора не было видно, и потому никто ничего не заметил.

Оркестр словно пытался законсервировать у зрителей чувство радостного опьянения и глубокого удовлетворения. Однако у многих возникло некоторое замешательство при виде Рыжего Джима, оставшегося лежать связанным на арене.

Наконец к нему подскочил Старый Боб, перерезал веревку лассо, которой тот был обмотан, и освободил его, приговаривая:

— Свиной рулет! Ни дать ни взять — свиной рулет! До чего же аккуратная и точная работа!

Под общий смех, разрядивший обстановку, он то и дело обнимал Джима со словами:

— Сын мой, племянник мой, отец мой, Джим, дорогой! Кто бы мог подумать, что нам доведется встретиться с тобой при таких обстоятельствах!

Джим отряхивал с себя опилки, и, поскольку на манеже больше не было никого, кто мог бы принимать последние аплодисменты, он предался этому занятию вместе со Старым Бобом.

Зрители уже успокоились и хлопали в ладоши, не жалея сил. Наконец ряды начали пустеть.

Джим взял за повод свою лошадь, стоявшую рядом с ним, и медленно пошел вместе со Старым Бобом к выходу с манежа, приветствуя остатки публики свободной рукой и глядя на верхние ряды, где еще местами раздавались отдельные вспышки оваций. Две дамы в ложе номер шесть усердно хлопали в ладоши, чтобы вызвать последние рукоплескания в адрес Джима. Им это удалось. Группа зрителей еще раз остановилась перед выходом из шатра и в последний раз зааплодировала.

Джим и Старый Боб, остановившись, снова поклонились.

— Дорогой мой, — сказал клоун, — где много гончих, там зайцу — смерть. Так было, так есть и так будет всегда!

— Что это тебя потянуло на поговорки? У тебя их еще много в запасе? — откликнулся Джим, усталый и, несмотря на аплодисменты, раздраженный своим поражением.

До этого он был уверен, что схватка с тремя индейцами для него — детская забава. Ему доводилось разделываться и с пятью, и с десятью врагами.

— У меня еще много поговорок в запасе! — болтал Старый Боб, приложив руку к сердцу и отвешивая глубокие поклоны в сторону аплодировавших зрителей. — Например: это еще только цветочки, ягодки будут впереди. Цыплят по осени считают. Сколько веревочке ни виться, а конец будет.

— Ну все, хватит!

— Я тоже думаю, что с тебя хватит, — тихо пробормотал Старый Боб, так чтобы Рыжий Джим не мог расслышать его слов.

Аплодисменты стихли окончательно. Старый Боб и Рыжий Джим покинули манеж. Едва они успели миновать занавес, как из полумрака навстречу им выскочили три человека. Один взял под уздцы лошадь Джима, остальные схватили его с двух сторон за руки. Еще один подоспел через несколько секунд и наставил на него револьвер со словами:

— Сдайте оружие добровольно, или я буду стрелять!