Может быть, в своих собственных апартаментах?

Полицейский пошел назад в кухню. Дверь, которая вела на половину Элизабет, была всего лишь прикрыта – это он заметил еще раньше. Здесь Гереон чувствовал себя еще более неуютно, чем в кухне. Если бы хозяйка застала его здесь, ему бы пришлось объясняться. Он прислушивался к каждому шороху, пока искал гостиную, прежде всего – к повороту ключа в тяжелой двери. Сначала он попал в спальню, а потом, наконец, нашел и то, что искал.

Рат бывал здесь только однажды. Примерно недель шесть тому назад, когда подписывал договор об аренде. Тогда Бенке сразу привела его в эту странную гостиную. С одной стороны, она выглядела как совершенно обычная комната, где было много плюша, по моде времен кайзера, а с другой – это было нечто напоминающее военное святилище, занимавшее всю стену. В центре висела большая картина, написанная маслом, на которой был изображен Гельмут Бенке в униформе прусского унтер-офицера. Под ней – сабля с черно-белыми кистями, которая была передана его вдове, и повсюду его военные фотографии. У мемориальной стены стоял секретер, из которого она тогда достала ключи от комнаты.

Рат стал рассматривать стену памяти. Вместо того чтобы искать в ящиках связку ключей Элизабет Бенке, он разглядывал фотографии. Его взгляд остановился на снимке, который показался ему знакомым. Комиссар уже видел его однажды в кабинете во Фриденау. На нем были изображены новоиспеченные унтер-офицеры Гельмут Бенке и Бруно Вольтер. Худощавый Бруно, старый друг Гельмута, с гордым видом смотрел в камеру. Эта фотография, должно быть, висела здесь и во время первого визита Рата в апартаменты Бенке, но он не заметил ее, потому что намеренно проигнорировал этот алтарь павших солдат. Тогда Гереон едва взглянул на него, хотя снимки то и дело притягивали его взгляд. Он не хотел показать своей новой хозяйке, насколько раздражает его эта убогая стена.

Вольтер был и на других фотографиях, всегда рядом с Гельмутом Бенке. Оба, похоже, были действительно неразлучны. Пока французская граната не оторвала молодому унтер-офицеру Бенке обе ноги во время артиллерийского огня под Суассоном. Он умер несколько дней спустя от тяжелых ран. В дальнейшем об этой мясорубке было рассказано в военном фильме под названием «Адская битва на Эне».

Рат хотел оторваться от фотографий. Они тянули его назад, в прошлое и в войну, напоминали ему о том, что его жизнь могла бы сложиться иначе, если бы он родился на пару лет раньше. Как Анно…

И тут он увидел лицо, при взгляде на которое в его голове, словно молния, сверкнуло осознание. Лицо, которое он не ожидал увидеть в этой картинной галерее и которое разом заставило его очнуться.

Возможно ли это?

Пятеро мужчин возле артиллерийского орудия. Они выглядят усталыми, но все гордо и уверенно смотрят в камеру. Один капитан и четыре сержанта. Фотография, какие тогда делали тысячами.

Спереди, на шкворне, властно опираясь левой рукой на ствол, сидел капитан Альфред Зеегерс. Слева, прислонившись к колесу, стоял ефрейтор Рудольф Шеер, а прямо позади капитана – ефрейторы Бенке и Вольтер.

А справа, рядом с Вольтером, расположился солдат, усы которого напомнили Рату фото человека, объявленного в розыск. На снимке этот мужчина был года на два моложе, и его усы были закручены вверх, подобно кайзеру Вильгельму. Это, без сомнения, был он – Йозеф Вильчек!

Святой Йозеф!

Мужчина, являвшийся членом объединения «Беролина», был старым другом Бруно Вольтера!

30

Несмотря на то что был вечер пятницы, в клубе «Венускеллер» можно было найти даже свободный столик, не давая взятку официанту. И это было неудивительно: часы показывали лишь начало одиннадцатого. Любители ночной жизни появятся позже. Джазовый ансамбль играл в полную силу. Первые гости, переговариваясь, пытались перекричать оглушительную музыку. Вместо индийского номера Рат на этот раз мог насладиться представлением «Наложницы в гареме». Две женщины достаточно округлых форм в полупрозрачных палантинах пастельных тонов одновременно обнажались. Выглядело это не очень эротично. Вероятно, наиболее пикантные номера руководство приберегло на более позднее время.

Рату не пришло бы в голову добровольно явиться сюда еще раз. Он сидел и боролся с усталостью. Шум расплывался в его ушах, превращаясь в однородную, тягучую, убаюкивающую кашу. Он даже не стал ничего заказывать, когда официант подошел к его столику.

– Мне нужен доктор М., – сказал ему Гереон.

– Извините, я не знаю, о каком докторе вы говорите, уважаемый господин. Вам принести что-нибудь выпить?

Полицейский схватил парня за воротник. Несколько гостей оглянулись.

– Послушай, дружок, если ты начинаешь сильно дрожать, когда тебя спрашивают о великом докторе, то приведи сюда Зебальда, чтобы он сам принял решение. Но сделай что-то. Поверь мне: доктор М. хочет меня видеть! И он не хочет, чтобы я здесь что-то пил.

– Хорошо. – Официант остался совершенно невозмутимым и вскоре исчез со своим подносом. Рат посмотрел ему вслед и закурил. Местный сотрудник направился не к стойке, а открыл незаметную дверь прямо возле танцплощадки, на которой двигалось всего несколько пар. Вот так!

Почему, получая очередную информацию по этому делу, он постоянно испытывает такое чувство, будто теперь еще меньше понимает что-либо в этой истории, чем прежде? Всякий раз вслед за полученными сведениями следует отрезвление. Тот факт, что Йозеф Вильчек вместе с Бруно Вольтером тайно делали одно дело, вызвал у комиссара еще больше новых вопросов, чем те, на которые он уже получил ответ.

Открытие, которое он сделал на Нюрнбергерштрассе, взбудоражило его. Гереон чувствовал себя химиком, который открыл новый элемент. Правда, он не мог включить его в осмысленную систему…

…Он стоял перед фотографией, как в трансе, с застывшим взглядом и бешено проносящимися в голове мыслями.

На Нюрнбергерштрассе, почти прямо перед окном, загудел клаксон автомобиля, и этот звук опять вернул полицейского в реальность и напомнил ему, почему он, собственно говоря, оказался здесь. Он выдвинул ящик и взял связку ключей. Потом Рат один за другим попробовал несколько ключей и, наконец, открыл дверь в свою бывшую комнату, которая выглядела как раньше – только кровать не была застелена. Он рывком вытащил из розетки кабель телефона, а затем положил ключи на место и снял со стены в комнате Элизабет фотографию.

Прежде чем отправиться на «Опеле» в «замок», комиссар поехал на Потсдамский вокзал. Ему в голову не пришло ничего лучшего, чем добавить в ячейку камеры хранения к пистолету и блокноту еще и фото с телефоном. Содержимое ячейки все больше напоминало кунсткамеру.

Будет ли когда-нибудь хоть что-то из этой коллекции использовано в качестве доказательства на суде?

Гереон вернулся в Управление, но не пошел в кабинет Генната. Эрика Фосс уже закончила работу, когда Рат в своем кабинете опять раскрыл дело Вильчека. Ему начинало казаться, что он избегает встречи со своей секретаршей. Возможно, так оно и было. Комиссар листал папку, которую сам и составил. Его интересовали в первую очередь старые дела, которые следователи частично перенесли из картотеки фотографий и отпечатков пальцев преступников, а также судимости Вильчека. Рат записал данные о них и достал старые следственные дела. Пересекался ли когда-нибудь Бруно Вольтер по службе со святым Йозефом? Все старания узнать это были напрасны. Ничего. Ни одного ареста, вообще ничего. Не зафиксировано ни досрочного освобождения из полицейской тюрьмы, ни специального содержания, как у Зеленского или Фалина. При этом Гереон был уверен, что Вильчек работал агентом на своего старого однополчанина. Но такие вещи, разумеется, в делах не указывались.