Четверо или пятеро солдат присоединились к нему. Остальные растянулись на земле, ожидая, когда появятся альгарвейцы и возьмут их в плен.

Не успел капитан отойти далеко от лагеря, как из-за старого дуба выступила темная фигура.

– Решил с вами отправиться, вашбродь, потому так подумал, что, ежели в лагере останусь, вы шум поднимете, – проговорил Рауну. – Пришлось вот так…

– Неподчинение приказу? – поинтересовался Скарню, и ветеран кивнул. Маркиз рассмеялся. – Пропади я пропадом, если не рад тебя видеть! Вперед! Ночь коротка.

Они старались двигаться по краю леса, но тот не мог тянуться вечно. Когда беглецам приходилось выходить на открытое место, они рассыпались широкой цепью и держались полей, избегая дорог, даже если те вели в нужном направлении. Это оказалось мудрым решением: по дорогам сновали многочисленные альгарвейские патрули на единорогах, которые видели ночью куда лучше, чем кони.

– Снять бы одного-двоих, – пробормотал Скарню, когда патруль миновал их, не заметив. – Но тогда остальные сукины дети на нас набросятся. Хрустальные шары при каждом патруле. Нам бы следовало делать так же. Быстрее могли бы реагировать на атаки.

Если он доберется живым до своих, то переговорит об этом кое с кем в штабе. «Все по порядку, – сказал он себе. – Сейчас главное – перейти линию фронта».

Порой ему и остальным беглецам приходилось перебегать, пригнувшись и испуганно оглядываясь, пересекавшие их маршрут дороги. Если война почти не тронула поля, то дороги и обочины пометила обильно: звездный свет озарял окопы, воронки, раздутые смердящие трупы людей и животных. Вырвавшись из непроходимых взгорий, альгарвейцы продолжали свое стремительное наступление прямо по дорогам – почему бы нет? Так они могли двигаться быстрей, нежели по пересеченной местности. И соотечественники Скарню сражались с ними на дорогах, сражались… и терпели поражение.

Когда заря окрасила край неба впереди розовым, Скарню понял, что все еще находится на захваченной альгарвейцами территории – больше по запаху тления. День они с Рауну и еще несколькими бойцами переждали в самых густых зарослях, какие смогли найти. Остатки галет, сухого сыра и кровяной колбасы поделили на всех. Скарню вызвался нести первую вахту. Ближе к полудню он растолкал одного из рядовых, а сам прилег рядом.

Во сне он видел землетрясение, очевидно, потому, что Рауну долго тряс его за плечо, когда пришло время будить командира.

– Солнце село, вашбродь, – доложил ветеран. – Пора в путь.

– Ага… – Скарню зевнул и устало поднялся на ноги. – Если бы ты меня не поднял, я бы, наверное, целые сутки тут мог проваляться.

Рауну сухо хохотнул.

– Кто бы не мог? Но лучше не стоит.

Они продолжали двигаться, как и прошлой ночью. Однажды беглецам пришлось залечь, когда мимо пронесся, направляясь на юго-восток, полный альгарвейских солдат становой караван.

– Нельзя было им такого позволять, – со злостью промолвил Скарню, поднимаясь на ноги. – Надо было лучше расколдовывать становые жилы.

– Нам много что следовало делать получше, – заметил Рауну, и капитан не мог с ним не согласиться.

– Широкую ли просеку они через наши края прорубили? – спросил один из солдат, когда стало казаться, что не будет конца тошнотворно-сладковатой вони тухлого мяса и страху перед вражескими дозорами.

– Слишком широкую, – ответил Скарню: истина столь же очевидная, как и та, что высказал Рауну.

Спустя еще час они заметили очередной патруль, но не на дороге, как обычно, а среди полей. Капитан не сразу осознал, что солдаты носят не килты, а штаны. Сердце его бешено забилось. Не выглядывая из-за куста, за которым прятался, он негромко крикнул патрульным:

– За короля Ганибу!

Солдаты принялись озираться.

– Кто идет? – воскликнул один из них по-валмиерски.

Родная речь звучала для Скарню как музыка. Он назвался, добавив:

– Я и мои люди из ударной армии. Пробрались мимо альгарвейцев.

– Тогда вам повезло – немногим это удалось, – мрачно ответил солдат. – Да немногие и пытались, правду говоря. Покажитесь, чтобы мы знали, что вы сами не рыжики-лазутчики.

Скарню покинул укрытие первым, двигаясь медленно и осторожно, чтобы валмиерские патрульные не подстрелили его с перепугу.

Один из солдат подошел, оглядел его с головы до ног, перебросился с ним несколькими словами и только тогда крикнул:

– Похоже, он из наших, сержант!

– Ладно! – откликнулся его командир. – Отведи его и этих ребят в штаб. У нас каждый солдат на счету.

Слово «штаб» вселило в Скарню некоторую надежду. Добравшись до пресловутого «штаба», однако, маркиз обнаружил, что старшим офицером там является немолодой и тучный капитан по имени Руднинку, а в подчинении у него находятся три роты неполного состава.

– Ничего нет! – ныл толстяк. – Солдат не хватает, бегемотов не хватает, половине тех, что есть, недостает брони или боеприпасов, коней не хватает, единорогов – тоже. И такими силами я должен удерживать фронт на протяжении нескольких миль. Атаковать мы не можем – это было бы самоубийство. И удержать рыжиков, если они за меня возьмутся, – тоже.

– А что можете? – поинтересовался Скарню в надежде, что Руднинку, если его пнуть, все же способен на что-нибудь полезное.

Но надежды его вновь оказались напрасными.

– Ждать, – ответил толстяк, – что случится на юге. Если мы победим, может, нам удастся ударить альгарвейцам во фланг. Если нет – а положение там совершенно отчаянное – я сдамся. Что еще можно поделать?

– Сражаться, – ответил Скарню.

Руднинку посмотрел на него, как на душевнобольного.

Отмечая на карте в своем кабинете ход Дерлавайской войны, Хадджадж пользовался отчасти докладами зувейзинских посольств в Трапани и Приекуле. Доклады эти не всегда стыковались между собою: альгарвейцы имели привычку объявлять об очередной своей победе за несколько дней до того, как в том же скрипя зубами сознавались валмиерцы.

А отчасти министр иностранных дел пользовался передовицами столичных газет. Те порой подпускали совершенно невообразимые «утки», но чаще передавали новости с дальнего востока быстрей и точней, чем любое из посольств.

Хадджадж воткнул бронзовую булавку с зеленой эмалевой головкой чуть восточнее валмиерского городка Вентспилс и, только тогда обратив внимание, где этот город находится, тихонько присвистнул. Вентспилс располагался намного восточнее Приекуле и примерно на той же широте. Альгарвейцы все же достигли берегов Валмиерского пролива и заставили лагоанцев вывести войска и драконов из владений короля Ганибу – иначе те были бы отрезаны от своих и уничтожены или захвачены в плен. Островитянам пришлось зарезать множество собственных бегемотов, чтобы те не попали в руки врага.