Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее, не может свойство вещи творить новые вещи. И в самом деле, по своей природе свойство или неподвижно пребывает в чем-либо, или влияет на что-либо внешнее для того, в чем оно пребывает, но что существовало ранее. Исходить же из свойства и становиться самостоятельною вещью ничто не может; потому что в свойстве нет силы придавать чему-либо существование, так как само оно не обладает им самостоятельно, но в зависимости от сущности того, в чем или на чем пребывает. Так, прямизна и кривизна линии не может создать новой линии, твердость камня не может произвести другого камня. Между тем из того, самостоятельность чего как существа в нас возбуждает сомнения, истекает многое, что пребывает затем отдельно: государство во всем разнообразии своих форм, наука, искусства и пр. Все это, появившись, существует независимо от субъективного духа, из которого вышло некогда (напр., та или другая политическая форма, раз созданная умом великого человека, остается и по смерти его, а иногда при жизни его – вопреки его воле).
Затем то, что пребывает в бытии как часть, его не может осуждать этого бытия и стремиться к другому, которого нет; так, свойство какого-либо существа не может оценивать его и стремиться к замене его другим существом. Потому что такое стремление противоестественно и такое оценивающее отношение невозможно, так как ему не на что опереться и не из чего изойти. И в самом деле, если что-либо не случайно и не временно является частью другого (в таком случае оно было бы самостоятельно, так как до соединения пребывало бы отдельно от того, чего потом стало частью), но входит в его сущность постоянным и неизменным элементом, как, напр., по обсуждаемому предположению психические явления входят нераздельною частью в организм, то ясно, что и для целого необходима эта часть, и для части необходимо это целое. Не будучи отделены друг от друга, не зная другого существования, кроме совместного, и не испытав совместности ни с чем другим, как только друг с другом, – как могут это целое и часть почувствовать неудобство этой совместности, которое одно могло бы стать источником этого оценивающего отношения? И на что могло бы опереться это оценивание со стороны части или свойства, кроме как на то одно, что составляет сущность и целое для него и что именно и оценивается? И что есть в свойстве или в части, что независимо от целого или сущности и даже в противоречии с ними могло бы создать в себе образ или понятие о чем-то другом, лучшем, нежели это целое или сущность? А между тем в отношениях духа к телу есть это оценивание: дух сдерживает многие из естественных стремлений тела, осуждает их и порою уничтожает; таковы все проявления грубой чувственности, естественные в теле как физическом организме и осуждаемые духом (чувство стыдливости), что не могло бы иметь места, если б дух в действительности был только свойством организма.
Наконец, не может свойство по своей природе быть отличным от того, чего оно есть свойство. Так, пространственным формам могут быть присущи только пространственные же свойства, т. е. соотношения с пространством; так, свойства движения не могут быть ничем иным, как отношениями к соединенному пространству и времени. Словом, к какому порядку бытия принадлежит существо, к тому же порядку бытия принадлежит и его свойство. Не может, напр., ни линия обладать тяжестью, ни движение – цветом или запахом. Между тем мышление, чувство, воля не одной природы с организмом. Различие между геометрическою теориею пределов и мускулами, между добротою и кровью, между стремлением к красоте и веществом мозга еще более и глубже, чем различие, напр., между прямою и тяжестью или движением и запахом. Здесь несоизмеримость яснее, очевидность, что одно не укладывается в другое, не есть часть этого другого – поразительнее.
Таким образом, все отношения духа к телу суть отношения не свойства к сущности, но сущности же к сущности (существа к существу). Перейдем теперь к рассмотрению того, что указывает на нематериальность этого, уже несомненно самостоятельного, существа.
V. Сюда относится прежде всего факт, что ничто из вещественного не обнаруживает своего влияния (непосредственного действия) на духовное и, наоборот, ничто из духовного не влияет (непосредственно не действует) на вещественное. За явлениями психическими и материальными скрываются два существа, из которых для одного не существует другое. И в самом деле, ни порядок, ни направление, ни сила, напр., мышления не изменятся, каким бы веществом и в каких бы количествах ни был окружен человек; между тем как всякое существо с несомненно физическим характером непременно почувствует на себе влияние окружающей физической массы. И наоборот: вещество физическое никогда не ощутит на себе влияния человеческого духа, как бы силен он ни был и как бы близко к этому веществу ни находился он. Словом, дух не чувствует присутствия вещества и вещество не чувствует присутствия духа, и это так общеизвестно, что противное сочлось бы за чудо[16]: было бы чудом, напр., если б человек одним желанием мог сдвинуть вещь, или одною идеею порядка мог разместить вещи известным образом, или одним гневом на что-либо материальное – уничтожить или разрушить его. Равным образом и противное сочлось бы за чудо: было бы чудом, если б близость большой горы как-нибудь влияла на мышление или близость больших залежей железа или какого другого вещества вызывала бы чувство радости у тех, кто на поверхности земли живет над ними.
Второе доказательство нематериальности того источника, откуда исходят психические явления, основывается на законе тожества между природою производящей причины и производимого следствия. Следствие всегда есть следствие только своей причины, и поэтому природы, измененной в