Они плохо раскладывались.

Предупреждение Даши о том, что Мария «продаст его Михалборисычу», Леха помнил, но решил пока не рассматривать. Директор — враг? Это было бы окончательно страшно, куда страшнее, чем он мог сегодня выдержать.

Принц был очень возбужден и требовал объяснений. Братец, естественно, рассказал ему все, что видел. То есть: вертолет сам улетел, а за ним уехала пустая машина, и без Лехи тут не обошлось, он в этом как-то замешан. Принц был настолько заинтригован, что на полном серьезе пообещал дать Лехе в глаз, если тот не расколется.

«Ударишь инвалида?» — спросил Леха с такой убедительной инвалидностью в голосе, что Принц аж попятился от него.

Он видел, как переменился друг, просто не понимал, что делать.

«Потерпи денек, — сказал Леха. — Машка появится, сядем все вместе и поговорим».

«Ах, еще и Машка…» — тут Принц совсем обалдел.

«Нам надо свести воедино все нити. Как в детективе. Сядем и расскажем — сначала я, потом она. А вы с Дашей будете слушать».

«Ах, еще и Дашка…» — только и сказал Принц.

Подумал и спросил:

«Вертолету… Ему, похоже, вьетконг настал?»

«Ты новости видел? Чего спрашиваешь тогда? Я знаю не больше тебя. Пишут, что, наверное, сгорел. Значит, вьетконг».

«Пишут… Они пишут, что машину угнали. Но там ведь не было людей!»

«Не было», — согласился Леха.

«Тогда что с ней случилось?»

«Она уехала», — просто сказал Леха.

* * *

Михалборисыч его порадовал — единственный за сегодня человек, который не спросил, что с Лехой такое стряслось. У директора было, похоже, своего геморроя достаточно. Ворота уже выправили и повесили на место, а вот стену опытного цеха штукатурить и штукатурить еще.

Придя на работу, он почувствовал, что уже не так боится — сама атмосфера Нанотеха, разлитая по этажам деловитая уверенность действовали успокаивающе. Леха просто был подавлен и слаб. Он вошел в лабораторию, поприветствовал издали Семенова — тот с чем-то возился в углу, повернувшись спиной, — бросил на обычное место рюкзак.

Промахнулся.

Естественно, подумал Леха, этого следовало ожидать. Он тяжело упал за стол, положил руки перед собой и уронил на них голову.

Что-то в лабе было сегодня не так. Что-то переменилось.

А его это касается?

Он медленно повернул голову, пытаясь одним глазом оглядеть стеллаж у себя за спиной, тот, где на полке стояла модель вертолета. Вертолетика…

Защипало глаза, но Леха поклялся больше никогда не плакать, а уж на рабочем месте это совсем ни к чему.

Угол зрения был явно недостаточен. Леха оторвал от стола голову, сел прямо и обернулся. И обомлел.

На полке стояли два одинаковых вертолетика.

Леха глупо улыбнулся, протянул руку и тут же отдернул ее. Бросил опасливый взгляд на Семенова, но тот по-прежнему что-то мастерил.

Леха встал и присмотрелся к вертолетикам в упор. Он толком не мог понять — это сейчас он видит прекрасный сон или вчера у него был кошмар. Или и то, и другое — реальность? В груди будто разлилось тепло, душу буквально затопило мягкое, доброе и немного щемящее чувство.

Если бы Леха разбирался в таких вопросах получше, он бы понял, что это любовь. Только не требовательная, нервная и ревнивая, как у юноши к девушке, а спокойная, взрослая, уверенная.

Модели оказались совершенно идентичны, вплоть до малейших потертостей. Одна пластмассовая, а другая — тоже искусственная, но живая. Господи, подумал Леха, как же вас стало много, было-то — облачко, а теперь вон какая тут стоит… Вещь! Вы здорово разогнались, и, наверное, не от хорошей жизни. Но вы уцелели. Вы ждете меня здесь. Какие вы молодцы!

Он с трудом оторвался от вертолетиков и подошел к Семенову. Тот повернулся, и Леха чуть на месте не подпрыгнул от восторга: в руках у техника был «Апач». Не сгорел, оказывается, не погиб. Но как он в лабу-то забрался?!.

— А это тут откуда?

— Твои на нем прилетели, — спокойно ответил Семенов. — Думаешь, они пешком сюда пришли? Не-ет. Они умные. Добыли себе транспорт.

Техник мотнул головой в сторону окна.

— Я их пустил. А то чего они, как бедные родственники, на карнизе сидели.

— Можно? — Леха потянул руку к «Апачу».

— Зачем?

— Хозяину верну. Это игрушка одного мальчика.

— И не стыдно тебе у маленьких игрушку отнимать? — поинтересовался Семенов.

— Так я и хочу отдать!

— Пацану с зарплаты купишь новый, — заявил Семенов. — А этот оставь маленьким.

И вернулся к своему занятию. У него был листок с буковками-наклейками, и техник как раз лепил на борт игрушки последнюю. С вытянутой руки полюбовался на результат и, похоже, вполне довольный собой, пристроил «Апач» на пустой стол у окна.

На борту игрушки красовалась белая надпись: «ЭВАКУАТОР».

— И вот что. Мишке не вздумай говорить.

Леха понял, о чем речь, но с Семеновым надо было держать ухо востро, поэтому он на всякий случай переспросил:

— Какому Мишке?

— Приятелю своему. Директору. И вообще никому не говори. Ничего. Ни слова.

— Кроме вас?

Семенов поднял на Леху свои медвежьи глазки:

— Мне тоже не говори.

Леха коротко кивнул. Вдруг захотелось сделать «руки по швам», повернуться через левое плечо и строевым шагом удалиться к месту несения службы. Загадочно хихикая при этом.

— И перед гопотой талантами не сверкай, — сказал Семенов. — А то скоро весь город будет знать, что ты — наноробот!

* * *

У Пети был сегодня отгул, и, когда Семенов ушел обедать, Леха остался в одиночестве. Поставил стул напротив стеллажа, уселся и любовался вертолетиками.

Очень хотелось взять их обоих на руки и погладить, рассказать им, какие они хорошие, но Леха сдерживался. А потом, вдруг еще настоящие вертолетики приревнуют его к модели!

Живые существа, они такие. Вот Даша явно ревнует его к Марии. И Принц ревнует его к Марии. А мама — ко всему миру. И даже отец небось тоже к чему-нибудь или кому-нибудь ревнует. Один Семенов вне подозрений. Но Семенов — это же глыба, матерый человечище. Ходячий памятник идеальному технику-лаборанту. Интересно, есть ли у него жена и дети. А может, он… того? Наноробот? Дед с программистом Гуревичем сделали тут нескольких крошечных Семеновых, а те начали реплицировать и вымахали в этого здоровенного дядьку.

И посадили Гуревича на самом деле не за кражу ноутбука с архивом Деда, а за злостное нарушение конвенции.

А Семенова кто же посадит, он — памятник…