Республиканцы создали себе значительное локальное превосходство на земле и в воздухе. Модесто был уверен, что операция обречена на успех – в приказах штаба подчеркивались недостатки войск противника, слабость его резервов в Сарагосе и неминуемость восстания в городе, которое поддержит наступление[726]. Модесто больше заботился о том, чтобы слава вступления в город досталась дивизии Листера, поддержанной танками, чем о вспомогательных планах на случай, если все пойдет не так гладко. После Брунете прошло всего полтора месяца, а Модесто, похоже, уже успел забыть о той неудаче, а может, верил пропаганде, превращавшей поражение в победу.

Наступление в Арагоне началось 24 августа, когда националисты на северном побережье вышли на подступы к Сантандеру, так что главная цель атаки была упущена. Ради эффекта неожиданности решили не прибегать к артподготовке и к авианалетам[727].

На севере 27-я дивизия к полудню заняла Суэру. Клебер бросил в атаку свою 45-ю дивизию и достиг Вильямахор-де-Гальего в 6 километрах от Сарагосы, где остановился, так как не располагал разведданными о неприятельской обороне. 25-я дивизия захватила Кодо, преодолев упорное сопротивление карлистов из «терции» в Нуэстра-Синьора-де-Монсеррат, блокировавших дорогу из Бельчите в Медину.

Тем временем 11-я дивизия Листера, наступавшая на Фуэнтес-де-Эбро, не смогла его взять. На подавление одной оборонительной позиции неприятеля за другой уходило слишком много времени, приданная дивизии кавалерийская бригада была рассеяна и утратила боеспособность. Тяжелее всего пришлось Интернациональному танковому полку, оставшемуся при прорыве без поддержки пехоты. Почти все танки БТ-5 были подбиты. Модесто, гневаясь, обвинял в случившемся Листера; с этого момента взаимная ненависть двух крупнейших командиров-коммунистов превратилась в опасную проблему. Ее тоже списывали на «проникновение фашистских элементов, разжигающих взаимную враждебность двух командиров и тем самым ослабляющих V корпус»[728]. В более взвешенном донесении в Москву вина возлагалась, впрочем, на «открытый саботаж со стороны Листера, не желающего подчиняться Модесто»[729].

Атаковавшая Кинто 25-я дивизия овладела им 26 августа, невзирая на отважную оборону войсками националистов часовни Бонастре. 35-ю дивизию пришлось отправить на выручку к 11-й, застрявшей в Фуэнтес-де-Эбро. Республиканские командиры опять старались уничтожать все оборонительные позиции неприятеля, вместо того чтобы рваться вперед, к главной цели, оставляя второстепенные войска второго эшелона. На этом этапе Модесто предложил изменить первоначальный план: вместо взятия Сарагосы сосредоточиться на взятии Бельчите, который обороняло всего несколько сот человек. У этих обороняющихся были, правда, хорошие пулеметные позиции, часть из которых представляли собой железобетонные дзоты, другие располагались в специально подготовленных помещениях, а также в семинарии и в церкви Святого Августина.

Атака на Бельчите началась в 10 часов утра 1 сентября. Она сопровождалась огнем артиллерии при поддержке с воздуха; самолеты пилотировали первые испанские летчики, выпущенные училищами в СССР. Большая часть города была превращена в руины. Затем вперед пошли танки – очень неудачное решение, так как на улицах, перегороженных рухнувшими зданиями, танки чрезвычайно уязвимы. Назавтра было подавлено сопротивление в семинарии, и центром боев стала церковь Святого Августина. Главной линией огня стала улица Майор, националисты обороняли позиции также на улице Гойи и в ратуше, забаррикадированной мешками с песком. Упорные бои продолжались до 6 сентября, когда весь Бельчите превратился в дымящиеся, усеянные трупами людей и животных развалины. «Тошнотворное зловоние» ощущалось даже в окрестностях[730].

Операция заняла 13 дней, и все это время республиканские войска мучались от удушающей жары, жажды и всепроникающего запаха разлагающейся плоти – те, у кого были противогазы, старались их не снимать, несмотря на зной[731]. Промедление, вызванное упорной обороной националистов в Кинто и Кодо, дало им время подтянуть 13-ю дивизию Баррона и 150-ю Сайнса де Буруаги. Повторились ошибки, допущенные республиканцами у Брунете: они понапрасну теряли живую силу и время, подавляя очаги сопротивления, которые можно было бы миновать без остановки. Небольшие гарнизоны националистов не представляли бы серьезной угрозы для арьергардов Модесто, если бы он продолжал наступление. В конце концов колоссальное напряжение республиканских сил, имевших огромное численное превосходство, вылилось в продвижение всего на 10 километров и в захват нескольких деревень и городков. Главные цели – занять Сарагосу и не позволить националистам развивать кампанию на севере – достигнуты не были.

Республика снова потеряла много столь нужного ей вооружения, особенно танков. И снова сталинистская паранойя сваливала вину за неудачи на «троцкистскую» пятую колонну. Генерал Вальтер оценивал ситуацию еще хуже, чем при Брунете. «Медицинское подразделение 35-й дивизии, – писал он, – отметило случаи гибели раненых интернационалистов в испанских госпиталях из-за злостной нерадивости, совершенно излишних хирургических операций, неверных диагнозов и методов лечения, явно указывающих на злой умысел». Кроме того, в XIV Интербригаде было заподозрено существование «крупной троцкистской шпионско-террористической организации». Ее члены якобы замышляли убийство ее командира Ганса Санхе и самого Вальтера. Вальтер обратился в НКВД в Барселоне с просьбой провести расследование, но «командир бригады Санхе взял его на себя. Он принялся за дело так ретиво и неуклюже, что арестованный, французский лейтенант, быстро умер во время допроса, унеся с собой на тот свет секрет организации»[732].

Генерал Посас считал виновным в провале операции Вальтера, сосредоточившегося на второстепенных целях и упустившего главную. Прието обрушивался на всех командиров операции, своей злой критикой настраивая против себя партию. Вместе с растущим числом старших офицеров он все больше понимал, что коммунистическое управление военными действиями губит Народную армию, вынужденную проводить операции только ради престижа и вредной победной пропаганды. 4 сентября, когда еще шли бои за Бельчите, каталонская пресса трубила, что «разумные и своевременные действия правительства впервые привели к движению на всех фронтах. Испанский народ начинает ощущать давно чаемые последствия политики национального единства перед лицом фашистского вторжения»[733].