— Прикажите точно записать румб и расстояние. На всякий случай, если не наши, надо будет завтра же, с утра, протралить это место. Не набросали бы какой дряни...

Но гибель на рассвете следующего дня миноносца «Страшный», вызванный ею спешный выход в море русских кораблей, появление вблизи Порт-Артура главных сил Соединенного флота Японии, сбор Макаровым эскадры для предстоящего морского сражения заслонило события минувшей ночи. Они всем в штабе командующего казались такими мелкими по сравнению с тем, что ожидалось.

Ни сам Степан Осипович, ни кто-либо из окружающих не вспомнили о подозрительных силуэтах, смутно виденных сквозь сетку дождя, озаренную лучами прожекторов. А ведь силуэты кораблей появились именно в вершине «восьмерки», которую русские суда описывали при крейсерстве — восточнее Крестовой горы и южнее горы Белого волка. Хотя появление отряда вражеских судов, по очертаниям носителей минного оружия, должно было насторожить дежурную службу порт-артурской эскадры.

Протралить этот участок рейда хотя бы контрольным проходом тральщиков, поискать, «не набросали ли какой дряни» — об этом в штабе командующего словно забыли. А ведь это стало тогда уже законом морской войны после первых минных постановок в ее истории.

Один из участников обороны Порт-Артура, контр-адмирал Лощинский в своей небольшой по объему мемуарной «Записке» так рассказывал:

«В это время нашу эскадру постигло большое несчастье — погиб эскадренный броненосец «Петропавловск», и с ним вместе адмирал Макаров, на минах, поставленных японцами в предшествующую ночь. Когда сам Макаров ночевал на «Диане», стоявшей на внешнем рейде, ему указывали на это, но он принял миноносцы неприятеля за свои, которые в эту ночь также выходили на крейсерство, и не приказал стрелять.

Одновременно с «Петропавловском» наскочил на одну из мин броненосец «Победа», но, благодаря распорядительности командира, вошел в порт и был исправлен с помощью кессона, как и другие прежде поврежденные суда...»

Но вернемся к трагическим событиям утра 31 марта и попытаемся ответить на два вопроса, которые до сих пор остались без ответа.

Первый.

Почему главные силы Соединенного флота Японии под флагом адмирала Хейхатиро Того, состоящие в тот день из шести больших броненосных кораблей, не обстреляли замыкавшие отходящий русский отряд тихоходные крейсера «Аскольд» и «Диану»?

Казалось, все было за то: крейсера стали удобной мишенью для более мощной артиллерии японских эскадренных броненосцев. Дистанция — всего тридцать восемь кабельтовых, причем она все время сокращалась. Противник мог обстрелять русские крейсера и в зоне огня береговых батарей крепости. Риск здесь был минимальный из-за крайне низкой эффективности стрельбы по морским целям.

Адмирал Хейхатиро Того не мог не знать о положении дел в крепостной артиллерии, в том числе и о применявшихся снарядах. Макаров имел резкое объяснение с царским наместником адмиралом Алексеевым, когда узнал, что бронебойные снаряды для береговой артиллерии не снаряжаются, что фугасных вообще нет, а с чугунными снарядами допускается стрельба лишь уменьшенными зарядами. Поэтому на большие расстояния такие снаряды просто не долетали.

Все это так. Но японцы, преследовавшие макаровский отряд, во главе которого, как обычно, шел флагман, видели, каким курсом русские корабли направлялись на соединение с выходившей из гавани остальной эскадрой. А курс вел прямо на минную банку. Противник просто не хотел, чтобы курс «Петропавловска» по его вине изменился.

Если бы начался обстрел «Аскольда» и «Дианы», адмирал Макаров никогда не оставил бы их без своей поддержки. А это означало морской бой, в котором корабли русского отряда должны были бы развернуться для ведения ответного огня. И тогда кто знает, какой порт-артурский броненосец или тяжелый крейсер мог наскочить на с такой точностью установленную минную банку, хорошо укрытую под водой.

Японцы надеялись на удачу.

Поэтому они и отказались от большого соблазна накрыть огнем шести эскадренных броненосцев два заметно отставших русских крейсера. Адмирал Хейхатиро Того надеялся получить в тот день без единого выстрела более весомый результат. И его он действительно получил. Штурман «Петропавловска» вел флагманский броненосец по привычному, выверенному не одним выходом в открытое море курсу.

Второй вопрос.

Почему после гибели «Петропавловска» (а на кораблях Того хорошо видели, что за корабль пошел на дно) японцы не нанесли артиллерийского удара по русской эскадре, которая, потеряв своего командующего, пришла в замешательство?

И еще: почему японцы в такой исключительно выгодной для них ситуации почти три недели не показывались больше у стен Порт-Артура?

Да, в то трагическое утро неприятель мог нанести значительный урон пришедшей в замешательство порт-артурской эскадре, управление которой на некоторое время было утеряно. Но что означало повреждение или даже потопление нескольких русских кораблей по сравнению с тем, чего можно было достигнуть с приходом на место «неуемного» Макарова нового командующего флотом! Японцы просто дали бездарному русскому командованию (а в его бездарности им уже приходилось убеждаться не раз) почти три недели для уничтожения всего того, что завел Степан Осипович на порт-артурской эскадре и в системе обороны крепости с моря.

Сразу же после гибели вице-адмирала Макарова в Порт-Артуре появился царский наместник Алексеев. Приняв на себя командование флотом Тихого океана, он поднял свой адмиральский флаг на эскадренном броненосце «Севастополь», у которого были погнуты лопасти винтов — в море на таком корабле далеко не выйдешь. А с 22 апреля командующим флотом был назначен контр-адмирал В. Витгефт.

Японское командование в данном случае свою игру вело без проигрыша. За неполные три недели (вражеская разведка доносила о-делах в крепости без особых задержек) все пошло насмарку. Боевая эскадра вновь замерла во внутренних бассейнах Порт-Артура. Даже обязательное дежурство крейсеров на внешнем рейде крепости было отменено.

Алексеев и Витгефт приложили немало стараний, чтобы восстановить порядки, господствовавшие на эскадре до войны и в ее начале, когда морскими силами в крепости командовал вице-адмирал Старк.

Строгое правило «беречь» и не «рисковать» снова воцарилось. Такой поворот дела японцы отметили сразу, и, думается, их восторгу не было предела.

Когда в связи с угрозой блокады Порт-Артура с суши Алексеев спешно выехал в Мукден, он дал новому командующему флотом Витгефту указания в прежнем духе:

«Ввиду значительного ослабления наших морских сил активных действий не предпринимать, ограничиваясь лишь производством рекогносцировок крейсерами и отрядами миноносцев для атаки неприятельских судов. При этом посылку тех или других обставить такими условиями, чтобы не подвергать их без нужды особому риску».

Инициатива на море вновь перешла к японскому Соединенному флоту. Такова была цена гибели эскадренного броненосца «Петропавловск» и находящегося на его борту командующего русским флотом Тихого океана вице-адмирала Степана Осиповича Макарова.