— И много у тебя в личном досье еще таких «накрыло»? — осторожно уточнила Эйтлинн.

Он решительно помотал головой:

— До такой степени точно ни одного. Не поверишь, но иногда я все же способен извлекать уроки – особенно, когда так доходчиво объясняют. Так что нажраться до беспамятства с тех пор больше не пытался. Ну, а что такое презерватив и как им пользоваться, по счастью, выучил еще на самом старте своей головокружительной карьеры. Нет, я не настолько дурак и осознаю, что это все равно не гарантия, но, скажем так, второй «Тичи» у меня не было.

Сверчок оборвал трель на полуноте. Полускрипе. По пустому коридору прокатился захлебывающийся вопль, переходя в тусклый хрип.

Ллеу подпрыгнул первым, Мэдди, до этого увлеченно листавшая «Космополитен», испуганно взвизгнула. Эйтлинн взвилась потревоженной коброй, в ноздри ударил терпкий запах крови, боли, смерти. Зрение — другое, нечеловеческое, зрение-осязание, зрение-шпион — нащупало за стеной злую стремительную тень, материальную, но текучую. Тень не была человеком, тень была оборотнем.

«Он уже приходил!» — само собой полыхнуло в мозгу.

Эйтлинн опрометью вылетела в сумрак больничного коридора и едва не споткнулась о располосованный волчьими когтями труп санитара со свернутой шеей. Перепрыгнула, не задумываясь помчалась вслед за собственным обострившимся чутьем, на смутный отсвет чужой ауры, лилово-багряный сгусток чьей-то жажды, одержимости и трепета одновременно. Дверь в палату, куда, насколько она помнила, поместили Рико, покачивалась, как от сквозняка, пол окрасил широкий ручей алой крови…

Нет, примерещилось. Это всего лишь красноватый свет от ночника бьет наружу. Фоморка ворвалась в палату, уже точно зная, кого встретит. Рико и вправду пришел в себя, но, вероятно, все еще был под сильным воздействием препаратов, потому что лишь бессмысленно таращился, пока огромный, забрызганный чужой кровью двуногий зверь скрюченными пальцами неуклюже выдергивал трубки, обрывал шлейфы датчиков, словно те были червями-паразитами, силками, в которых запутался мальчуган.

— А ну, отойди!

Готовый триггер магической формулы выстрелил вхолостую, расколовшись о сумбурную волну невесть откуда выплывших ассоциаций, отрикошетив от стального заслона упрямой звериной воли.

— Пр-р-р-ропади ты пр-р-р-ропадом! Все р-р-р-равно забер-р-р-ру!

Вервольф сорвал со стойки прикроватный монитор и с размаху швырнул в окно, вероятно, рассчитывая выбить стекло. Темная невидимая грань расцвела серебристой астрой тысячи трещин, но выдержала. Оборотень, в слепой ярости, обнажил клыки, сорвался в прыжок, как в свободное падение, на долю мгновения заслонил собой тусклый кровавый свет…

И, точно отброшенный мощным незримым пинком, отлетел в сторону, скуля, покатился по полу.

— Хватит, Снарг.

Эйтлинн обернулась. За спиной, едва заметно пошатываясь, стоял все еще одетый в одну лишь больничную сорочку Киэнн. И методично, не скрывая жестокого наслаждения, большим пальцем поглаживал звенья браслетом сжимавшей запястье Серебряной Плети.

— Какого, дери сраный Фенрир твою мать, сучьего хрена ты здесь делаешь? Подыскиваешь Красную Шапочку себе на ужин? Так ведь, знаешь ли, за эту конкретную проходящий мимо лесоруб может даже не камнями, а раскаленными углями твое вонючее волчье брюхо набить. И мелкими стежками заштопать. Не поленюсь, будь спокоен.

Киэнн быстрым жестом остановил Эйтлинн, когда она уже было потянулась к тревожной кнопке.

— Подожди, Этт, при посторонних как раз будет неудобно. — И снова обернулся к вервольфу: — Ну? У тебя пять секунд, на шестой я подвешиваю тебя за пятки и начинаю фаршировать. Раз. Два…

— Вир-р-р-ра! — неожиданно взревел ворг. — Ты говор-р-р-рил любая вир-р-р-р-ра!

Дэ Данаан убрал руку от Глейп-ниэр и недоуменно нахмурился:

— Ты о чем?

— Р-р-р-р-ребенок. Отдай. Др-р-р-рис выбр-р-р-рала его. Кр-р-ровь за кр-р-ровь, живое за мер-р-ртвое!

— Рико???

Эйтлинн не выдержала:

— Кто такая эта Дрис? Зачем ему ребенок? О какой ещё крови он говорит?

Киэнн устало привалился к дверному косяку:

— Его мертвая жена. Он хочет надеть на Рико волчью шкуру. Чтобы мальчик стал вервольфом, заменой волчонку, которого они с Вальдрис когда-то потеряли. Только я не могу понять, почему Рико? Снарг, ты сам говорил с Дрис?

Вервольф уставился на него, как на психа:

— Р-р-разумеется не я. Гр-р-райн говор-р-рила.

— А это уже кто? — снова нервно переспросила Эйтлинн.

— Его бабка. Медиум. Они так действительно умеют, старые волчицы. Говорят со своими мертвыми сородичами. Почему Рико, Снарг? Почему Дрис выбрала именно его?

Волк хитро осклабился:

— Твоя кр-р-ровь за нашу.

Киэнн шумно выдохнул:

— Та-а-к, полагаю, результатов теста можно не ждать.

Киэнн выпроводил Снарга, открыв ему то самое окно, через которое затравленный вервольф порывался ускользнуть несколькими минутами ранее. Пообещал поговорить с мальчиком, как только тот полностью придет в себя. Если Рико откажется, придется послать Снарга куда подальше и очень прямым текстом, исключающим варианты трактовок. — Ну, а что он думал? Я далеко не всегда держу слово.

Разговор, конечно, предстоял тот еще. Одно дело рассказать всю эту неприглядную историю Эйтлинн — она уже, по меньшей мере, должна была привыкнуть, совсем другое — объяснить все то же самое ребенку. Так, чтобы не сдохнуть от стыда еще до того, как закончишь излагать. «Привет, чико, кажется, я и есть тот самый говнюк-гринго, что когда-то присунул твоей непутевой мамашке, потому что ужрался в хлам и нюхнул полоску кокса. Ну и в кармане почему-то не нашлось презерватива. Так получилось». Шикарный пролог! Достойный эпической поэмы, поглоти тебя Бездна!

И самое прискорбное, что после этого еще и придется донести не менее замечательную мысль: вариантов развития событий у нас охренеть как много! И один другого краше. Из каждого торчат девятидюймовые гвозди и груда битого стекла вместо подстилки — располагайтесь поудобней и ни в чем себе не отказывайте. Который выберешь?

По большому счету, тот расклад, что предлагал Снарг, был точно ничуть не хуже двух других. Может быть, даже лучше. Уплатив затребованную вервольфом виру таким образом, Киэнн мог обеспечить Рико куда более надежный и безопасный переход от природы человека к природе фейри, чем в случае с подменой. Особенно, если учитывать, что для ритуала у него есть только чудовищно неподходящий объект — полуживая женщина-демон, ночная наездница, ходячий рассадник безумных кошмаров, которому уже не меньше двух веков от роду, и, если вдруг этого всего было недостаточно, еще и мать его уже три года как мертвой дочери, ныне одержимая жаждой мести за свое убиенное дитятко. Что из этого рога изобилия достанется девятилетнему мальчишке? И что он будет с этим делать? Как жить?