– Уже лучше, правда?

Я всматривалась в личико ребенка, еще бледное и восковое от родовой смазки, но с каждым глотком набирающее красок.

– Как она смогла оставить его? И почему?

В голову приходило только одно объяснение – похищение. Что еще заставило бы мать бросить новорожденного? Не говоря уж о том, чтобы сразу встать и, истекая кровью, пуститься ночью в лес.

Джейми покачал головой.

– У нее наверняка были на то причины, правда, один Господь знает, какие. Однако к ребенку она не испытывала ненависти, иначе бросила бы его в лесу.

Это верно: Фанни (или кто-то другой) тщательно укутала младенца и положила его возле костра. Ей хотелось, чтобы он выжил.

– Думаешь, она сама ушла?

– Допустим, ее могли забрать индейцы; если так, почему они не тронули нас? – резонно заметил Джейми. – Лошадей они бы точно забрали. Нет, она ушла сама. Другой вопрос, почему…

Он покачал головой и снова обмакнул платок в молоко.

Снег падал все сильнее, сухой и легкий, но порой уже слипающийся в комья. Надо ехать, пока не разыгралась буря. И все же мне казалось неправильным уходить, не выведав сперва судьбу Фанни Бердсли.

Женщина исчезла словно по волшебству, оставив ребенка… вместо платы. Как в шотландских сказках про фейри, которые подбрасывали свое потомство вместо человеческих детенышей. Правда, непонятно, что волшебному народцу могло понадобиться от Фанни Бердсли?

Я огляделась еще раз, высматривая следы. Ничего. Над нами нависал глиняный козырек с бахромой налипшего снега. Неподалеку журчал ручей и вздыхали на ветру деревья. На пружинистом слое игл – никаких отпечатков: ни копыт, ни ног, ни лап.

– «Меня далекий ждет ночлег?»[51] – со вздохом поинтересовалась я у Джейми.

– Что?.. Нет, до Браунсвилла всего-то час езды. Ну, может, два, – поправился он, взглянув на затянутое молочной пеленой небо, все сильнее сыпавшее снегом. – Теперь, когда светло, я знаю, где мы.

Он закашлялся, сгибаясь пополам, и протянул мне чашку с платком.

– Вот, саксоночка. Покорми бедного sgaogan, а я пока займусь животными.

Sgaogan. Подменыш. Значит, и моему мужу вся эта история кажется потусторонней. Хотя… женщина ведь говорила, что видит призраков. Вдруг за ней пришел один из них? Я вздрогнула и прижала к себе ребенка.

– А здесь есть другие поселения, кроме Браунсвилла? Ей было куда идти?

Джейми хмуро покачал головой. Падая на его горячую кожу, снег таял и сбегал по лицу ручейками.

– Насколько я знаю, нет.

Пока я кормила ребенка, Джейми подоил остальных коз и вернулся с ведром теплого молока. Мне хотелось чего-нибудь погорячее – от мокрой соски пальцы совсем онемели, однако жирное молоко со сливочным вкусом было на удивление сладким и приятной тяжестью легло в желудок.

Ребенок перестал сосать и от души намочил пеленки – значит, здоров; вот только совсем не ко времени, потому что мой лиф тоже пропитался насквозь.

Джейми опять развязал седельные сумки в поисках сменного платья для меня и чистых тряпок для ребенка. К счастью, моя кобыла везла мешок с льняными бинтами. Джейми стал пеленать младенца, пока я неуклюже пыталась поменять сорочку, не снимая при этом юбок и плаща.

– Н-надень плащ, – велела я Джейми, стуча зубами. – А то ум-мрешь от черт-товой пневмонии.

Он улыбнулся, хотя кончик носа на бледном лице заметно отливал красным.

– Все хорошо, – прохрипел Джейми и откашлялся. – Хорошо, – повторил он тверже и вдруг замер, изумленно распахивая глаза. – О, посмотри. Это девочка.

– Правда? – Я встала рядом на колени.

– Такая страшненькая. – Он задумчиво разглядывал ребенка. – Хорошо, что у нее богатое приданое.

– Вряд ли в ее возрасте ты был симпатичнее, – укоризненно сказала я. – Ее даже не обмыли, бедняжку. А что за приданое?

Джейми пожал плечами, подсовывая под ребенка сложенную тряпицу.

– Отец умер, мать исчезла. Братьев и сестер у нее нет, больше заявить о своих правах на ферму Бердсли некому. А ферма-то хорошая, не говоря уж о товарах в той комнате. Ну и козы, само собой. – Он с улыбкой покосился на Хирама с его гаремом. – Теперь это все ее.

– Выходит, она очень богатая маленькая девочка?

– Ага, которая только что обделалась. Ты нарочно ждала, когда я тебя переодену? – сердито спросил он у ребенка.

Та, ничуть не смущаясь, сонно моргнула.

– Что ж, ладно, – вздохнул Джейми. Он встал с другой стороны, укрывая ее от ветра, приподнял шаль и одним ловким движением вытер черноватую слизь.

Девочка казалась вполне здоровой, хоть и мелкой. Она походила на куклу с выпирающим от молока животом. В этом-то и беда – такая маленькая, без капельки жирка, она очень быстро замерзнет и умрет.

– Следи, чтобы не застыла. – Я сунула руки под мышки, согреть их перед тем, как взять ребенка.

– Не волнуйся, саксоночка. Сейчас вытру ее хорошенько и… – Он вдруг нахмурился. – Саксоночка, это еще что такое? Неужели синяк? Глупая женщина что, уронила ее?!

Джейми держал попку ребенка на весу. Чуть выше маленьких ягодиц виднелись синеватые пятна.

Это были не синяки. И в какой-то степени они объясняли, почему ребенка бросили.

– С девочкой все в порядке, – заверила я, натягивая один из платков миссис Бердсли на лысую макушку. – Это монгольское пятно.

– Что?

– Ребенок черный, – пояснила я. – По крайней мере, наполовину.

Джейми моргнул и опустил голову, хмуро вглядываясь под платок.

– Да нет же! Саксоночка, она бледнее тебя.

И правда – ребенок был таким белым, что, казалось, в нем вовсе нет крови.

– Темнокожие дети обычно рождаются светлыми, и только спустя пару недель кожа чернеет. Но на спине у них почти всегда есть такие пятна.

Джейми провел рукой по лицу, сморгнув с ресниц снежинки.

– Понятно, – медленно произнес он. – Что ж, это все объясняет, правда?

Еще как. Покойный мистер Бердсли при всей черноте своей души был белым. Фанни, зная, что младенец выдаст ее измену, решила бросить его и сбежать. Интересно, таинственный отец ребенка как-то связан с трагедией в доме Бердсли?

– Почему она была так уверена, что ребенок черный? Она ведь ее толком и не видела. Рожала-то в темноте. Возможно, тогда не сбежала бы…

– И все же сбежала. Как думаешь, кто отец?

Бердли жили отшельниками, вряд ли вокруг Фанни крутилось много мужчин, кроме разве что индейцев, с которыми торговал ее муж. Бывают ли монгольские пятна у здешнего коренного населения?