Присев на стул, я нахмурилась, пытаясь припомнить наш диалог. Там было что-то о короле и еще о чем-то. Я сказала дядюшке-графу что-то значительное… «Меня не интересует роль любовницы», – тут же услужливо подсказало сознание. И я застыла, широко распахнув глаза. Меня прочили в любовницы королю? И прочил глава моего рода?! Чушь какая! Или не чушь?..

Мотнув головой, я продолжила причесываться, но не думать уже не могла. И мои мысли продолжали кружить вокруг последнего открытия. Заставив себя не судить поспешно, я начала анализировать. Итак, я объявляю, что не желаю быть любовницей, но граф не укоряет, не пеняет и не отчитывает. Он был ошеломлен, это верно, но быстро выясняется, что так возмутило дядюшку. «Вы желаете стать королевой». Вот что сразило его сиятельство, а вовсе не нежелание стать любовницей короля.

И какой вывод можно из этого сделать? Например, что о возможном фаворе он был в курсе. И раз разговор зашел о моих желаниях, то… Хм. Два варианта. Или же решение было за мной, или глава рода не порицал, но и не считал этот фавор необходимым. А это подтверждает, что с государем я была знакома весьма близко. Настолько, что в результате оказалась в его свите. Неужто и вправду стала любовницей? Но как же королева? Я свободного мышления, но вовсе не свободного нрава!

Тряхнув головой, я заставила себя остановиться. Это еще не весь сон, там было что-то еще…

– Я хочу сделать карьеру, – пробормотала я.

Да, я говорила о карьере, но женщине в моем мире подобное не дозволено. Несмотря на ночные сомнения, я в этом уверена. Однако у меня есть знания, которые также не позволено иметь женщине. Выходит, карьеру я все-таки сделала? И это привело меня в свиту короля? Не королевы! Именно короля. Я была среди приближенных, когда внесли того младенца.

– Но я не девицей попала в этот мир, – прошептала я, в сотый раз, наверное, ведя гребнем по волосам. – И все-таки фаворитка?

«Фаворитка не обязательно любовница», – вдруг произнес в моей голове мужской голос, показавшийся мне смутно знакомым. Хм…

– Ашити. – Вздрогнув от неожиданности, я выронила гребешок. Танияр приблизился ко мне. – Тебе чем-нибудь помочь?

– Я уже готова, – рассеянно улыбнулась я. – Никак сон не идет из головы. Даже вроде бы и отвечает на какие-то вопросы, но порождает много новых.

– Что ты вспомнила? – спросил Танияр, но в этот раз тревоги не было, только любопытство. Похоже, дайн победил свою неуверенность… мне бы так.

Отложив наконец гребень, я заплела две тонкие косички из передних прядок и скрепила их на затылке, после надела венец и, огладив платье, улыбнулась:

– Мне приснился мужчина, мой дядюшка. Глава моего рода. Но имени рода так и не вспомнила. Мы шли с ним по дороге, которая вела к большому дворцу, его крыши я видела среди верхушек деревьев, и мы разговаривали. Это приснилось мне под утро. А ночью был другой сон.

– Какой?

– Идем, расскажу в дороге, – ответила я и вдруг поняла, что до зубовного скрежета не хочу, чтобы дайн расспрашивал о моем разговоре с родственником, потому что ответ был бы ужасен.

Мне пришлось бы сознаться, что я обсуждала с дядей возможность связи с королем, с другим мужчиной! Да… да, я помнила, что в Белом мире связи до брака не порицались, но признаться мужу в том, кем могла быть в прошлом, мне казалось чем-то… грязным. К тому же я не знаю, что предшествовало этому разговору, что случилось после. Нет, открываться я не желала, не сейчас. И потому решила избегать откровенности, насколько это будет возможно.

– Да, идем, – дайн не стал спорить и настаивать на немедленном ответе супруги. – Люди ждут свою дайнани.

Он улыбнулся, и на душе сразу стало легче. А вскоре мы покинули поселение. До Иртэгена осталось всего несколько часов пути. Белый Дух, Хэлл и все духи этого мира, кроме Илгиза, конечно, благодарю!

Глава 23

Иртэген был прекрасен. Кажется, ничего более восхитительного я не видела ни разу в жизни. Его простой и безыскусной красоты не мог затмить ни дворец йарга, сиявший в солнечных лучах перламутровыми боками ракушек. Ни Даас в своей грандиозности. Ни Курменай со всеми его чудесами, оставшимися от прошлой жизни. Ни даже савалар Белого Духа, увиденный мной по милости Создателя в изначальном виде.

И пусть в Иртэгене не было ничего из того, что я перечислила, но здесь жила душа. Да, именно так. Чистая, светлая, теплая и по-домашнему уютная. Я смотрела на дорогое сердцу поселение, и мне казалось, что вижу сияние, расходившееся вокруг восстановленных крепостных стен щедрыми волнами. Оно исходило не от ракушек или драгоценных каменьев, не от отполированного золота, а от лиц ягиров, на которых играли приветливые улыбки. И предназначены они были именно мне.

– С возвращением, дайнани.

Боги! Разве бывают слова лучше тех, что звучали из уст суровых воинов? Меня ждали, меня встречали и мне были рады. Мир перед моими глазами вдруг поплыл, и по щекам заскользили слезы. Такие же чистые и искренние, как душа Иртэгена.

– Что же ты плачешь, Ашити? – спросил меня Танияр.

– Я счастлива, – ответила я без всякого кокетства.

Так я въехала в Иртэген. Мои щеки уже болели от улыбки, не желавшей покидать лица, а из глаз продолжали бежать слезы. И когда я слезла с саула, то опустилась на корточки и, приложив ладони к земле, произнесла тихое, но прочувствованное:

– Здравствуй.

О-о, это был чудный сон, от которого не хотелось просыпаться. Знакомые лица, улыбки и вопросы, вопросы, вопросы, сыпавшиеся на меня со всех сторон:

– Ты вернулась, дайнани?

– Где ты была?

– Была ли дорога легкой?

– Не обижали ли тебя, дайнани?

– Не мерзла?

– Не голодала?

– Милости Отца, дайнани, с возвращением!

– И вам Его милости, друзья мои! – отвечала я. – Всё хорошо, духи были со мной!

– Без тебя Иртэген уже не тот!

– Хорошо, что вернулась, без тебя совсем тихо!

– Мы молились за тебя, дайнани!

– Что нового придумала?

– Ты скажи, что делать, мы сделаем!

– Как же я скучала по всему этому! – воскликнула я, раскинув руки, и счастливо рассмеялась.

Мои дорогие, мои нежно любимые тагайни! Разве же возможно представить, что мир может быть иным? Без любопытных носов, без вопросов, без желания помочь, даже если этого совершенно не требуется. И пусть после назойливого вторжения их прогонят с бранью, но тагайни уйдут с чувством удовлетворения, а не с обидой, так как сделали всё, что могли. Непосредственные, как