успех у девчонок экстремальными акциями, и ему было решительно все равно — раскидывать листовки, швыряться помидорами, давить апельсины или в военное время взрывать дороги. Обычно от этой публики не бывало ни вреда, ни пользы, но в военное время они занимались прямым саботажем. Громов слышал о каких-то партизанах, но считал их частью федеральной мифологии — где-то по чьему-то раздолбайству пошел под откос или попросту был украден поезд со жратвой или боеприпасами, вот и свалили на партизан, как валили на них все во всех войнах. Громов знал цену партизанскому движению — плохо организованное, хаотичное, трусливое, оно годилось для демонстративных акций, никак не для систематической черной работы, которая и есть война. Оказалось, однако, что партизаны существовали, черт бы их побрал совсем. Вот куда делись сопляки из антивоенных демонстраций, доморощенные леваки из числа золотой молодежи, элита Садового Кольца, вечно играющая в шестьдесят восьмой год. «Партизанские повести», мать их. Вечно-то здесь не может кончиться гражданская война.

— Ну ладно, — с угрозой проговорил Каланчев. — К командиру хотите? Будет вам сейчас командир. Эй, Ворона! Этот федерал тебя обижал? В наряды ставил?

— Кончай, Каланча! — почему-то вполголоса проговорил Воронов. — Ну чего ты, в самом деле… Говорят тебе — он нормальный человек…

— А то у нас быстро, — сказал Каланчев. — Ну чего, если вы все еще хотите к командиру, то марш-марш. Он сейчас машинисту справку выдает, что машинист не виноват. У вас же, сами знаете, строго теперь. По законам военного времени.

Они вышли из вагона. Было темно, пахло гарью, росой и тринитротолуолом. Далеко впереди насыпь была разворочена взрывом. Около паровоза стоял рослый малый, тоже в ватнике, но без шутовской повязки, и втолковывал что-то машинисту. Пищала птичка. Прочие партизаны покуривали поодаль. Пассажиры предполагали пойти пешком. «Пиздец!» — подумал положительный персонаж, представив последствия. Потом плюнул. «Пошли», — приказал потешный партизан, показывая перстом прямо.

2

Искры костра взлетали в сырое небо, чертя огненные зигзаги. Вокруг костра располагалась боевая организация «Революционная альтернатива». Воронов с Громовым на правах почетных гостей допивали двойные порции рома. Было три часа ночи. Высокая темноволосая девушка длинными пальцами перебирала струны обшарпанной гитары, явно побывавшей во многих походах еще в бардовские времена.

— А я вас читал, если вы тот Громов, — неожиданно сказал командир отряда Черепанов, высокий, носатый и непримиримый. Ему было лет пятьдесят. Он был из тех гуру, учителей-новаторов, сектантов-подпольщиков, что заражают детей поголовной ненавистью к миру взрослых и в конце концов уводят в леса. Начинается все с театра-студии или кормления бездомных собак, а кончается растлением или волной самоубийств. — У вас что-то было про первую любовь. Та-та-та первая любовь. Очень музыкально, только с надрывом. Я тогда подумал, что этот автор точно долго не выдержит, обязательно бросит. Вы до каких лет писали?

— Я не помню сейчас, — сказал Громов. — Это все глупости.

— Почему — глупости? У нас тоже свои поэты. Вот, Ваня. Вань, прочти.

— Да ладно, — буркнул Ваня.

— Да прочти! Не каждый день поэт в гостях.

Ваня прочел что-то о том, что он всегда будет против. Стихи были резкие и бутафорские, будто автор опасной бритвой резал куклу.

— Ну как? — гордо спросил командир.

— Не знаю, — сказал Громов. — Я ничего теперь не понимаю в этом. Наверное, хорошо.

Черепанов был разочарован, а Ваня, кажется, подмигнул.

— Я другое хочу понять, — продолжал Громов. — Почему надо взрывать пути?

— А вы не знаете? — недоуменно спросил Черепанов. — Вы же федерал…

— Не только федералы ездят. У нас весь вагон был — простые люди, кто-то ехал с похорон, кто-то к отцу в другой город… Если бы вы эшелоны взрывали, я бы понял. Но это ведь совершенно штатский вагон.

— Так мы вагон и не трогаем. Мы пути взрываем.

— А смысл?

— Вы правда не знаете? — спросил Черепанов. Он даже обратился к Воронову: — Что, серьезно не в курсе?

— Глупости это все, — сказал Воронов. — Это ты, Че, придумал, а ребятам вкручиваешь. Я тебе когда еще говорил.

— Испортили они тебя в армии, — разозлился Черепанов. — Тупой ты стал, как все они, извините, конечно, поэт… Вы про ЖД слышали?

— Я с ними воюю, — ровно сказал Громов.

— Да не про тех, Господи! Я говорю про железнодорожный проект.

— Какой именно?

— Видите ли, — начал Че, — это все общие места. Я этой историей давно занимаюсь. Я по первому образованию железнодорожник, окончил московский институт инженеров транспорта — знаете такой?

— Я там работал недалеко… на первой работе, — кивнул Громов.

— Нам там не говорили, конечно, ничего. Я просто сам додумался: зачем было строить весь этот БАМ и массу других магистралей, еще при позднем совке? Почему они сейчас с такой силой тянут ветку по Дальнему Востоку? Там же одни китайцы давно, только администрация наша, и то не везде. И вдоль Ледовитого океана зачем железная дорога — особенно сейчас, когда только шоссе бы и строить, потому что нефти залейся?

— Да, может, там нельзя шоссе, — не очень уверенно сказал Воронов. — Там же мерзлота. Там только рельсы, рельсы, шпалы, шпалы…

— Да? А столкновение на КВЖД из-за чего было? — без всякой связи продолжал Че. — А почему в войну поезда под откос пускали? Что, немцы столько вывозили всего? Да они взрывали иногда в таких местах, где никакие немцы не ездили. А мужики во всех деревнях почему по лесам прячутся?

— От армии бегут, — объяснил Громов. — От мобилизации.

— Вы хоть видели, что они делают в этих лесах? А я видел! Они все строят железную дорогу! Здесь вообще никто ничего другого не делал. Вся промышленность работала только на железнодорожный транспорт. Вы посмотрите, сколько инженеров-железнодорожников один наш вуз готовил. Столько ни в одной стране не надо! Нигде столько не было!

— И зачем эта железная дорога? — терпеливо спросил Громов.

— По кругу, — полушепотом сказал Черепанов. Стало очень тихо. Слышался только треск костра. Даже темноволосая скво, смуглая в красноватых отсветах, перестала щипать гитарные струны. — Они придумали железную дорогу вокруг всей страны!

— Зачем?! — не понял Громов.

— А, ну конечно. Вы же не инженер… Понимаете, они хотят пустить поезд. Это давно, с самого начала. Этот план восходит к последним годам царствования Николая Первого. При нем, если помните, чугунки и начались. Ни в одной другой стране нет столько железных дорог. Все в конце концов пересели на автомобили и стали строить шоссе. А в России на автомобилях ездят только на рыбалку. Попробуйте проехать по шоссе из Москвы в Казань — это не шоссе, а черт-те что! Здесь все делается для