удивило. Она просто подняла на него глаза, в которых не было слез. Она была как камень, лед, сама неподвижность.

– Значит Барк теперь вернется домой, – ответила она. – Если ему удастся. И вместе с ним Ризи.

– Нет, – возразил Леннон. – Скорее всего, они уже в Лоуберне. Если Роан отступает, Барк остановится там, чтобы прикрыть его.

– Он не должен, – воскликнула Мев. Зубы у нее стучали. Донал обхватил ее за плечи. – Приближается. Что-то темное – «тьма на вашем пути», – сказал он, он так сказал мне.

– Тихо, – оборвал ее Келли. – Мев, не надо.

На мгновение она похолодела. Донал почувствовал это – как если бы ее кожи коснулся ледяной зимний ветер.

– Мев, – позвал он ее. – Не исчезай, оставайся здесь.

Элд трещал. Некогда серебряные, деревья осыпались золотом в темноте, листья низвергались водопадом на холмы, теряя свое сияние, – это было видно даже в лучах рассвета.

На мгновение повисла тишина, но вот снова подул ветер, срывая новые листья, и солнце словно замешкалось – стоит ли вообще всходить.

Ночной холод не убывал. Арафель неподвижно сидела посредине рощи, опустив голову на колени и обхватив руками свой меч. Свет лунного камня померк, затуманенный мглою, и она не могла заставить себя смотреть на него.

Тьма подползала между деревьев, черпая силу в ее отчаянии. И шепот теней доносился отовсюду.

Потом она подняла голову и сжала рукоять меча, и вспыхнул серебряный свет.

– Где твоя кобылица? – кто-то насмешливо спросил ее. – Знаешь ли ты это, Дина Ши? Она убежала, как и твой человек? Или кто-то похитил ее?

– Их было двое, – откликнулся другой, и глаза его вспыхнули, как лампады в темноте, – но она потеряла обоих.

Сердце Арафели похолодело. Она встала и подняла меч перед собой.

– Что значит убежали? Говори яснее, тварь.

Они снова отпрянули во тьму. Их было много – высоких стройных Ши с бледными лицами. И все они были при оружии и доспехах, и восходящее солнце просвечивало их насквозь.

– Сгиньте! – воскликнула Арафель. – Вернитесь в Дун Гол! Прочь из Элда!

Они исчезли. Осторожность их еще не покинула. Рана ее болела. Острие меча опустилось на землю, пронзая золотые листья, потерявшие свое серебро. Листья продолжали падать, кружась вокруг нее, бесшумно и одиноко; и тоска охватила Арафель – как они были прекрасны даже сейчас, как прекрасны и горды, и сколько в них было истинной сути Ши.

– Финела, – прошептала она, и громче: – Финела.

Начался дождь, холодный, как смерть: он туманил пробивавшийся день, превращал листья в мокрый ковер, посылал дрожь в ее кости. Как и опадавшие листья, он возвещал перемены. Даже Митиль, младшее из деревьев, зеленело лишь на макушке, и не одну дюжину листьев сорвали яростные атаки ветра.

– Финела.

Рядом послышалось дыхание. Эльфийская кобылица, мокрая от дождя, стояла рядом, вскинув светлую голову и раздувая ноздри.

– Ты все-таки здесь, – промолвила Арафель и содрогнулась от того, что сомнения было так легко заронить ей в сердце; как дождь, как смерть деревьев, незаметно она лишалась сил. И Финела стояла в недоумении, словно эти сомнения легли теперь между ними.

Арафель подошла к кобылице и протянула ей руку. Доверчивое и нежное дыхание было ей ответом. Ночь миновала, занимался эльфийский день, пусть даже серый и туманный. Время – смертное время – сколько его прошло?

«Киран – Киран – Киран!»

«Убежал», – шепотом откликнулись ей голоса. Она что-то ощущала, но ощущения эти изменились, сильно изменились. Она чувствовала чье-то присутствие, когда пыталась пробиться сквозь мглу, сквозь темницу черных деревьев.

– Аодан, – пробормотала Арафель, но камень откликнулся лишь болью и холодом. – Что с Аоданом, Финела? – она погладила влажную шею и почувствовала нетерпеливую дрожь. Безумный, полный страха глаз смотрел на нее. «Пойдем, – говорил он. – Пойдем. Еще можно попытаться что-то сделать».

Она вложила меч в ножны, схватилась за гриву и взлетела на спину кобылицы. Финела двинулась вперед в рокоте грома, перемещаясь из одного мира в другой в мгновение ока. Арафель многое потеряла за эту длинную ночь. День обещал быть коротким и тусклым, и все же то был ее день, когда дроу должен исчезнуть.

«Киран», – подумала она и содрогнулась от того, чем откликнулся ей камень – пустынной, затерянной дымкой, куда не проникало никакое солнце.

– Аодан! – позвала она, и имена неразрывно слились в их общей судьбе.

Она спокойно въехала в смертный Элд. Но и тут не было никакого признака их присутствия.

– Госпожа Смерть! – позвала она. Но и той не было здесь.

Лишь воспоминания об Элде остались в этом мире. «На память, – сказала однажды она, – на память, что Элд истинен».

И еще вот что: «Я дала им дар отыскивать».

Гром рокотал ночью. Мев изо всех сил старалась быть смелой и все равно дрожала, хоть и завернутая в одеяла, в тепле очага, среди тех, кого любила.

«Огонь», – думала она. И ей казалось, что ручной огонь очага лижет пол, сбегает по лестнице, отрезая им путь к спасению. Дар Ши щипал ей горло, а когда она закрывала глаза, вокруг была мгла. И брат ее бродил тоже в этом тумане, и оба они боялись чего-то безымянного.

Отец бы позвал их назад, но его не было с ними, и они не были знакомы с этим местом.

– Мев, – это был Донал. Его мозолистая рука нежно прикоснулась к ее пальцам. – Келли.

И они снова вернулись в зал, в серые каменные стены. Рядом были Мурна и Донал. Мать спала в своем кресле, и Леннон клевал носом под ровный шум дождя по крыше у них над головой. Все было как в ту ночь, в последнюю ночь – страшный дождь, когда их отец лежал в постели.

– Леннон, – сказала Мурна. – Сыграй, сыграй нам.

Арфист приподнял голову, несмотря на усталость, установил арфу, на которую облокачивался, и пустил свои пальцы бродить по струнам, извлекая из них светлую музыку, нежную и печальную, под аккомпанемент дождя.

«Это песня Ши», – подумала Мев, и, пока двигались пальцы арфиста, зал словно погрузился в волшебство.

Но стоило оборваться песне, и тишина показалась еще мрачнее и тяжелее, чем прежде.

Временами Мев казалось, что она слышит лошадей и свист стрел – эти звуки были знакомы ей лишь по учениям, но затем последовали хриплые крики. Она слышала лязг металла и вдыхала запах железа, отравлявшего воздух. Она опустила голову на руки, но звуки ее не оставляли.

И все же ненадолго к ней пришел настоящий сон. Донал обнимал ее и Келли – так она и отдохнула, прильнув к его груди, и Мурна сидела рядом с ними.

Свет начал меркнуть. Ее день был теперь не длиннее смертного, тогда как ночи казались бесконечными, а эта будет длиннее всех. Солнце вставало в смертном мире. Двигались войска. Берега Аргиада покрывала мгла.

Но Финела в неутомимых поисках лишь перепрыгивала из этого мира в иной.

И в водах