– Решила проверить Мирена. – Она набирает воздуху. Рыба – вперемешку с кровью и пылью. – Кажется, они уже у гробницы. Ой, е-мое. Один из них – из богов – заметил меня.

Онгент побледнел:

– Их восприимчивости хватило, чтобы тебя узнать?

Она кивнула.

– Бежим, – восклицает Шпат. – Лезем наверх!

К проходу, стремительней прежнего – в скрытности больше нет смысла. Шпат каменным пинком вышибает дверь. За ней другой круговой коридор. Стена по правую руку утыкана дверьми – но по левую сводчатые оконца выглядывают на привоз под ними. Неестественный звук – тысячи людей сдерживают всхлип, едино устрашенные. Кари пялится на море лиц. Всамделишность того, что грядет, железным ядром падает ей в живот – все эти тысячи умрут, стоит ей напортачить. Ответственность, моральная ноша замедляет, гнет к земле, а она не терпит промедлений.

В двухстах футах внизу на основание купола наползает черный поток. Веретенщики двинулись все до единого, скользя на перехват.

– Сюда, – крикнул Шпат. По скоплению людей пробежала зыбь замешательства – ширь купола усилила его голос. Кто-то наверняка подумал, что это попытка прорваться. Кари заметила алые всплески с чернотой, как распускающиеся цветы, и когда поняла, что это, ее едва не вырвало. Кто-то попытался бежать, а веретенщик потянулся и убил каждого, кто был рядом. Разорвал в одно мгновение.

Она побежала за Шпатом, ослепнув от слез. Онгент что-то кричит – наверно, заклинание. Перед ней оказываются ступеньки, она карабкается, как собака, на четвереньках. С высоты яруса Морской Привоз виделся будто сквозь грезы. Люди внизу – точки, издали все кажется искривленным.

Не оторвались. Веретенщики слишком близко. Пока лезут, они меняют форму, отпочковывают щупальца и краденые конечности, чтобы, когда надо, хвататься за сколы камня. Тварь из тьмы ползет на Кари, карабкается на отнятых ладошках тысячи детей и, приближаясь, выпускает ростки сотни глаз.

Надо лезть выше, думает она, но Шпат опережает. Указывает вверх. Там, еще в полсотне футов над ними, свисает Черный Железный колокол. Четыре ребра, как зубцы великаньей короны, отходят вверх на этом ярусе, поддерживают вершину купола. Она замечает две дверцы на концах этих ребер, по обеим сторонам срединного колокола. Есть небольшой карниз – не балкон, а приступочка, – обегает окружность купола от одной дверцы к другой. В камень вделаны железные поручни: можно слезть до самого пола, триста футов, и не упасть.

Надо забраться как можно выше, но где путь наверх?

Шпат поворачивается и пробивает стену насквозь. Они идут за ним.

Веретенщики сзади, призывают Кари вернуться и присоединиться к ним. Без амулета это фальшивая замануха – ее пожрут, выскоблят изнутри и наденут как маску. Им без надобности беречь ее душу, ритуал завершится и так.

Онгент показал на узкий лестничный колодец, шедший наверх. Должно быть, ход доступа к колоколу, подумала она, извиваясь в проеме. Онгент со стоном протиснулся следом. Шпату пришлось проломить часть перегородки, а за ней ступени еще у́же. Пока она лезет, слышит позади скрежет камня.

Лестница длится вечно. Света здесь нет, вообще никакого. Ничего не видно. Направляет ее лишь камень под ладонями и постоянно уплотняющийся изгиб ступеней. Позади трудно дышать Онгенту – слышно, как старик сипит и кашляет. Шпата совсем не слыхать. Слишком отстал и не доносится звук, твердит она себе, но никуда он не делся. Их не поймали.

Подъем стал механическим, даже исступленным. Она покидает тело. Заклинание Онгента, которым был вылечен Шпат, повторяется снова. Втроем, зависшие в пустоте, под ними город, над ними боги, крадут потустороннюю силу. Она уже наверняка докарабкалась, вылезла с этого света наружу. Или это какой-то трюк Черных Железных богов, иллюзия напоследок? Она представила бесконечную башню как черную нить, подымающуюся над Гвердоном века и лиги, и она обречена ползти по ней целую вечность.

Вверх, вверх и вверх.

Она уже перестала слышать и Онгента. Руки онемели, ноги сводит от напряжения. Слышно лишь собственные удары сердца и прерывистые вдохи.

И вверх.

Лестница совсем сузилась, с каждым шагом приходится вжиматься и выворачиваться.

И вверх.

Каждый миг несет ужас – именно на этом шагу ее схватят веретенщики. Фантомное чувство, как щупальце смыкается на лодыжке, готовое утянуть ее вниз.

И вверх – и дверь перед ней.

Ошарашенно она дергает ручку – не заперто. Дверь распахивается наружу, в мир пустоты. Она боком ступает на крошечный уступ, продвигаясь вправо. Каменный отросток подходит к гигантскому колоколу, висящему перед ней. Самый большой из Черных Железных богов, глава их кошмарного пантеона. В отличие от других виденных ею – в Нищем Праведнике, Святом Шторме и алхимических кузнях, – перековка не до конца стерла черты изначального создания. У него был лик, и она никогда в жизни не забудет, как он выглядел.

Из лестничного колодца показался профессор.

– Бля! – ойкнул он при виде пропасти перед собой. С подкашивающимися коленями он уцепился за поручень. – Ой, боги, – закатил он глаза, но надо подвинуться, освободить место Шпату. Профессор в страхе сделал вправо пару шагов, и Кари схватила его за руку.

– Вы молодец! – крикнула она ему. – Я вас держу.

Шпат выкарабкался наружу в лестничной грязи и паутине. Ободрал себе плечи до блеска. В трещинах каменных пластин проступила кровь. Он заполз на выступ, приподнимаясь на коленях перед Черным Железным колоколом. Затем очень осторожно повернулся и упер руки в дверь.

– Я придержу ее закрытой!

Не поможет. Другие веретенщики лезли по внутреннему своду купола.

– Мирен! – выкрикнула Кари.

Ее крик эхом прогремел под куполом.

И отразился от колокола.

Вид Эладоры на битву спутан. Душа – тряпка на ветру. Порой несет к небесам, и она сочленяется с Черными Железными богами. Простираются вечности, она видит все – войска сшибаются в сердце Гвердона, в небе над городом бродят боги, а ее семейную усыпальницу собрались грабить воры. Черные Железные боги грохочут на нее грозой, раскатисто гудят голосами церковных звонниц, требуют быть их Предвестницей и впустить их.

В эти минуты она нанизана на нить между двумя неодолимыми средоточиями волшебства. Черные Железные боги колотят в ее душу извне, пытаясь в ней найти выход из их темницы. Заклятие Джермаса Тая впивается в нутро когтями амулета, жгучего угля на груди, пытаясь заставить ее распахнуть перед ними ловушку. И тогда оно, заклинание, превратит ее душу в раскаленный горн, вторичную переплавку для Черных Железных богов. Священники посадили их в осязаемые, настоящие колокола; Джермас собрался заключить богов в абстрактные понятия.

Гнет, понуждающий уступить той силе, иной или обеим сразу, невыносим. Но ей нечего терять – лишь собственную гордость. Она терпит.