Шрифт:
Интервал:
Закладка:
81
ЗАК
ОСТАЛОСЬ 13 ДНЕЙ
Когда речь заходила о моей будущей кончине, я всегда задавался вопросом, когда это произойдет.
Не "если".
Не как.
Но когда.
Это казалось неизбежным.
В апреле мне исполнится тридцать четыре года — столько же было отцу, когда он ушел из жизни. Как он — больше, чем жизнь, опора общества, мой кумир — мог пережить меня?
Ответ — невозможно.
И поэтому я больше не пытался притворяться добропорядочным гражданином общества. Или даже участником цивилизации.
Я поддался своей гибели, перебегая из ресторана в ресторан, из гостиницы в гостиницу, выслеживая измучившую меня Эйлин Янг.
Проблема была в том, что я ничего о ней не знал. Не знал о ее предпочтениях и антипатиях. Где она пьет кофе и как проводит время.
Все, что я знал, — это то, что она действительно взяла академический отпуск и свалила в неизвестность.
Я взломал все, что мог.
Ее кредитные карты — неиспользованные.
Аккаунты в социальных сетях — заброшенные.
Электронные письма — все отвечены, кроме моего.
Том откинулся на моем диване, закинув ноги на подлокотник.
— Она не в сети.
— Тебя это забавляет?
Он подбросил вверх шарик от стресса и поймал его.
— Ты вообще Закари Сан?
Костяшки пальцев коснулись моей челюсти, где на четверть дюйма росли волосы.
— У меня перерыв между бритьем.
— То, что у тебя между ними, — это кризис среднего возраста. — Он позволил мячу скатиться на ковер. — Какого хрена, чувак?
Действительно, какого хрена.
Шесть дней назад я отказался от нормальной жизни, отменив все планы, встречи и совещания. Не говоря уже об Оливере и Ромео, которых я избегал как чумы.
Я проводил дни, глядя в окно, надеясь мельком увидеть Фэрроу в ее Prius. (Это случилось однажды. Я не видел ее лица, но знал эту задницу как свои пять пальцев.)
По ночам я бродил по коридорам своего особняка, отчаянно пытаясь уловить ее запах, который все еще витал в воздухе.
А в промежутках я преследовал свою будущую бывшую невесту, как помешанный, отчаянно пытаясь положить конец этому безумию.
Хватит.
Я выстрелил вверх.
Том вскочил на ноги и сел прямо.
— Куда ты идешь?
— В ее квартиру. — Я ворвалась в холл, переступая по две ступеньки за раз.
— В Нью-Йорке? — Он побежал трусцой, чтобы догнать меня, натягивая брюки. — Ее там не будет. Я попросил друга проверить.
И все же я должен был что-то сделать.
Что угодно, лишь бы разобраться с этим бардаком, с которым я должен был разобраться давным-давно.
Том бросил преследовать меня, когда я завернул за угол и скрылся в своем втором гараже. Должно быть, я напугал беднягу Йена своим небритым лицом, потому что он размахивал ключами как оружием.
Моему водителю потребовалось мгновение, чтобы узнать своего босса, и прошло целых двадцать секунд, прежде чем он опустил ключи.
— Мистер Сан?
— В аэропорт. — Я скользнул в машину, прихватив стакан из мини-бара. — КАК МОЖНО СКОРЕЕ.
Я планировал утонуть в собственных страданиях и в таком количестве скотча, чтобы заполнить олимпийский бассейн. Через перегородку на меня смотрели часы.
Я говорил себе, что выпивка до девяти утра делает меня пиратом, а не алкоголиком, и что сомнительная трезвость — это особенность, а не недостаток, когда ты миллиардер на пенсии.
Когда я приземлился в Нью-Йорке и появился в здании Эйлин, я уже не мог стоять прямо.
В метре от меня какой-то мальчишка сжимал в руках собачий поводок.
Он изо всех сил пытался удержать лабрадудля на месте, пока тот лаял на меня.
— Мама, Смити не останавливается.
Его мать наклонилась к щенку, покачала головой.
— Он всегда так делает с незнакомыми мужчинами.
Жизнь, познакомься с дном.
И все же…
Почему-то я знал, что мне предстоит пройти долгий путь, прежде чем я достигну настоящего дна.
Точнее, 13 дней.
Я должен был лучше представить себе свою будущую гибель.
Потому что на самом деле она не выразилась в огненном крушении.
Она проявилась в избитом сердце.
В жалких попытках ненормального человека собрать его по кусочкам.
82
ФЭРРОУ
ОСТАЛОСЬ 10 ДНЕЙ
Перемены.
Это слово сидело на кончике моего языка, как гиря, ожидая, что вот-вот упадет.
Я могла бы пересчитать по пальцам одной руки все крупные события моей жизни. Переезд в Сеул. Смерть отца. Уход из соревнований. Отправка Веры и Андраша в тюрьму.
И влюбленность в Закари Сана.
Вспоминая каждый момент, я понимала, что никогда не делала ничего для себя. Ни одного намеренного поступка.
Может быть, переезд в Сеул и можно считать актом любви к себе, но я приняла это решение после долгих лет уговоров Веры, Регины и Табби.
Так я оказалась в своей новой квартире.
Крошечная студия в Гейтерсбурге. Безопасная и живописная, с цветочными горшками, переполненными пионами, георгинами и маргаритками. Они выходили на крышу итальянской пекарни, расположенной внизу.
Здание из красного кирпича приносило мне частичку спокойствия в хаос моей жизни. Оно было уютным. Ностальгичным. И мой первый настоящий подарок самой себе.
Я скучала по Заку.
Каждый чертов день.
Иногда я даже заходила на YouTube, чтобы посмотреть его старые интервью, цепляясь за хрипловатость его голоса. По тому, как напрягалась его квадратная челюсть, когда он получал сложный вопрос. И его однобокую презрительную ухмылку, которую он демонстрировал, когда люди ожидали настоящей улыбки.
И все же я чувствовала себя счастливой в своем новом доме.
Точно так же, как я влюбилась в мужчину, я влюбилась в жизнь, которую, как я поняла, могла построить для себя.
Единственное, чего теперь не хватает, — это его, — напомнил мне дьявол на плече.
— Ну, подруга. — Даллас похлопала по картонной коробке на кофейном столике. Ее лицо озарила довольная ухмылка. — Это последняя.
Оливер опустился на диван, нахмурившись.
— Ты ведешь себя так, как будто сама что-то несла.
— Да. — Она погладила свой живот. — Моего ребенка.
Я перевезла большую часть своих вещей в студию неделю назад, в перерывах между тренировками с Анной, а Даллас и мальчики помогли мне с остальным сегодня.
Я отказалась от ее вещей,