Когда часы в холле пробили полночь, она тихонько выскользнула из дома.

На подъездной дорожке Лили обернулась и поглядела на особняк. В комнате ее матери все еще горел свет, она могла видеть на занавесках силуэт Зильты, которая ходила взад и вперед. Все в Лили жаждало вернуться в теплый дом, обратно к семье. Но она взяла свою сумку, накинула капюшон на голову и побежала по подъездной дорожке к реке.

Семьи, куда так рвалась ее душа, больше не существовало.

Часть 3

Глава 1

Лили задула свечу и в темноте стянула через голову платье. В животе заурчало. «Надеюсь, я быстро засну» – подумала она, дрожа. В ее маленькой каморке на чердаке было очень холодно. Ей удалось раздобыть дров, но разжечь их было нечем – свою единственную свечу и несколько спичек она решила приберечь на всякий случай.

Было глупо с ее стороны переезжать сюда сразу. Но она слишком долго жила у Эммы и ее больной матери, и рассудила, что не для того сбежала из дому, чтобы сменить старые путы на новые. Шло первое число месяца, и Лили решила, что это лучшее время, чтобы наконец-то зажить самостоятельно.

Но постепенно она начинала понимать, насколько нелепой была эта затея. У нее ничего не было. Ни умывальника, ни еды, ни света. К счастью, предыдущие жильцы оставили кровать, стол, белье и одеяла, которые, хотя и пахли сыростью, но хоть немного согревали. Она легла на скрипучую кровать и укрылась хлипким одеялом. Ей было так холодно, что стучали зубы. Она лежала с широко открытыми глазами, прислушиваясь к звукам дома. Хлопали двери, где-то за стеной громко ссорились, из окна доносилось жалобное кошачье мяуканье. Неужели в таком шуме можно заснуть? Она порадовалась, что дверь заперта на засов – по крайней мере, можно не беспокоиться, что кто-то незаметно войдет к ней ночью. Приезд Лили не оставили без внимания – поднимаясь по лестнице со своими немногочисленными пожитками, она чувствовала на себе множество любопытных взглядов. А теперь ее квартирная хозяйка наверняка растрезвонила на всю округу, что к ней въехала барышня.

«Я лежу на своей кровати в своей квартире», – подумала она, и эта мысль показалась ей безумной.

Когда она, наконец, заснула, подтянув колени к груди и с головой укрывшись одеялом, ей приснился дом. Она бежала с Михелем по цветущему саду. Издалека доносился смех матери. Отец тоже был там, но он казался обеспокоенным, на что-то сердился и отворачивался от нее всякий раз, когда она пыталась заговорить с ним. Даже во сне она чувствовала тяжесть на сердце, которая не отпускала ее с момента побега.

Вскоре она проснулась и сразу поняла, что что-то не так. Все тело чесалось, ей показалось даже, будто что-то ползет по коже. Дрожа, она выскользнула из-под одеяла и зажгла свечу. Когда пламя осветило потолок, Лили с ужасом обнаружила, что он весь усеян жуками, которые, едва завидев свет, метнулись к своим щелям.

Вскрикнув, она принялась панически носиться по комнате, стряхивая с себя этих незримых соседей. Ее передергивало от отвращения. Лихорадочно стянув с кровати одеяло и простыни, она бросила все в камин и подожгла. Когда постельное белье загорелось, она спешно подбросила в камин пару поленьев и провела остаток ночи у огня. Укусы мучительно зудели, но теперь она, по крайней мере, немного согрелась.

* * *

Крошечная квартирка Лили находилась в бедных кварталах Нойштадта, по адресу Фюлентвите, 21, где сохранилось много домов семнадцатого века, а плотность застройки была такова, что из окна своей комнаты она могла бы дотянуться рукой до соседей из дома напротив.

Преимущество верхних этажей заключалось в том, что не было шумных соседей сверху и комната неплохо освещалась, несмотря даже на то, что в ней было только одно окно. Квартиры на нижних этажах были самыми настоящими темными клетушками, куда почти не проникал солнечный свет из-за бесчисленных бельевых веревок, развешанных в переулке. Недостатком было то, что краны с водой и единственная уборная находились во дворе, и, чтобы справить нужду, Лили каждый раз приходилось спускаться и подниматься по лестнице, что в конечном счете заставило ее обзавестись ночным горшком. Мыть посуду и стирать белье тоже приходилось во дворе, причем для этого нужно было обойти дом снаружи. Вдобавок ко всему этому ей каждый день по несколько раз приходилось преодолевать пять лестничных пролетов, – насколько узких, что два человека не могли на них разойтись, – держась лишь за скользкую веревку, которая служила здесь перилами. При этом Лили старалась не прижиматься к стене, которая была сделана из черного гниющего дерева и оставляла на платье пятна, если ее заденешь – что было неизбежно при встрече с соседями, которым нужно было дать дорогу. Выгребные ямы чистили всего раз в неделю, и запах после этого стоял еще хуже прежнего, потому что телеги золотарей успевали переполниться к тому моменту, как они добирались до Фюлентвите. Вдобавок они выполняли свою работу так небрежно, что после этого по всему двору тянулся след из экскрементов – Лили чуть не упала, поскользнувшись на нем в свой первый день здесь.

Но даже такое жилье было найти непросто. С молодой, незамужней женщиной нельзя было заключать договор аренды. Ей вообще не дозволялось жить одной. Однако Эмма поспрашивала у себя в приюте, не сдает ли кто квартиру, и, в конце концов, наткнулась на вдову, которая как раз искала жильца. Старуха жила по соседству, едва сводила концы с концами на свою скромную пенсию и готова была впустить кого угодно – лишь бы исправно платил.

– Отлично! – сразу согласилась Лили, когда ее привели туда.

– Ты не будешь здесь жить! Ни в коем случае! – в ужасе воскликнула Эмма, осматривая комнату вместе с Лили.

Но арендная плата была невысокой, а у Лили не было других вариантов – жить с Йо она не могла, у него была крошечная квартирка, да им и не позволили бы – неженатые пары не могли жить вместе. Кроме того, Лили не хотела так скоро терять едва обретенную свободу, ставя себя в зависимость от него.

В квартире было сыро. Потолок, который успела облюбовать плесень, давно прохудился и, когда шел дождь или таял снег, по стенам текло.

– Тебе нельзя здесь оставаться! – воскликнул Йо, совсем как Эмма, когда она показала ему квартиру, и сцепил руки над головой.

– Почему нет? – с вызовом спросила она, и он