и заточения, будто бы принимал православие и приобщался в церкви.

Когда оскудевают избытки, истощаются запасы и шаловливая рука иного слабого христолюбца задержит часть приносимого для пустынных скитальцев и употребит продажные припасы и деньги в свою пользу, другие, искренно преданные вере христолюбцы из ближних «жильцев» собирают по соседним деревням мучки, маслица, яиц и рыбку. Все это доставляют они отшельникам, бегая зимой на лыжах, и балансируют летом с шестом в руках и ношей за плечами по болотным кочкам, по тонким жердочкам и колодинам.

И здесь не все попадает на братию: подаяния перепадают на имя затворников и страдальцев в большом количестве и, возбуждая в передатчиках соблазн, разжигают корысть; из остатков наживаются они в таком размере, что о них начинают говорить как о денежных людях, а кое-кто, не стесняясь, и открыто заводит торговлю, хотя бы и той же архангельской рыбой, каргопольским грибом, заячьими шкурами и белкой. Кантонист из Куткиной деревни Иван Ершов, бывший прежде очень бедным, выстроил себе новый дом и, занимаясь охранением живых, обязался в то же время похоронами умерших - вывозить их на какую-то поляну. У Федора Белолапова дом сгорел, а вскоре встал новый, еще лучше.

- Бог-де нам послал за то, что скрытых призреваем и заповедания их почитаем.

Если же очень обездолят и обсчитают скрытников благодетели и ляжет кованая зимняя открытая дорога по болотным кочкарникам мимо наледей, прямо через лес на деревни, - пустынникам разрешается выход на жилые места. Здесь у христолюбцев найдется про них укромное и береженое место: какая-нибудь хоронушка в подъизбицей. В деревне Залесье у брата ушедшего в скрытники Григория Лепнина все знали под избой келью, окнами выходившую в огород. Здесь, в широкой меже между грядами, обросшей дерном, хоронились умершие так скрытно, вровень с землей, что и признать могильного места никак невозможно. Сюда собирались и на соборы и певали пасхальную службу, расставив кругом надежную стражу -махальных.

За мирскими даяниями, при достаточном обеспечении одеждой и пищей живется и в лесу хорошо и гораздо спокойнее, чем в жилых местах. Праздных, любопытных к себе не пускают, а вынужденные уступить одному, всеми уважаемому, привезли его с завязанными глазами. Старосты, старшины и сотские, обязываемые преследованиями, сплошь и рядом оказываются пристанодержателями. Содержатель обывательских лошадей, перевозящих полицию, был на откупу и давал знать о наезде всяких чиновников, перевозчик через Онегу был также куплен.

Явятся на дом христолюбца, видят лампадку, книги забытые, и ладаном пахнет как будто - и свято то место, и горяч самый след. Ищи теперь в поле ветер - сейчас тут были и скрылись. В прятки играть лучше их никто не умеет: ведь тем только всю свою жизнь и занимаются. В лес, конечно, и не ходи лучше: в лесу им рай.

Но и в лесах враги водятся, и первый из них - скука. Для грамотных людей заносятся книги разного содержания. Для неграмотных предлагаются собеседования с начетчиками, слушание их поучений, хотя бы и для того только, чтобы повздыхать, памятуя суету мирскую и всякие житейские невзгоды, ставшие теперь воспоминаниями. Их в лесной затуле приятно теперь сообразить и собрать или чтобы на хороший конец и заснуть: ведь и сон, умеючи и постаравшись, можно превратить в простую и легкую привычку. Притом мало бездельников, которые бы ничего не делали, когда все работают, и не стали бы подражать им - и хоть бы лапотки плесть для себя, крестики резать, бураки гнуть из бересты на продажу при содействии странноприимцев-благодетелей.

Этому сам наставник Савва показывал пример: он не гнушался даже бабьим делом - вязаньем шерстяных чулков - и при этом успел отличиться особенным, поразительным для скрытниц искусством вязать их разом, вместе с пяткой. Он и сапоги, и башмаки шил искусно, и, конечно, не на косую, а на прямую колодку (косая колодка - Антихристово произведение не одних скрытников, но у всех староверов). Чулки и носки по легкости работы и по привычке вязались скоро; кожаные сапоги при казарменной подготовке и практике шились крепко: первые - на досуге, вторые - по заказу. Все эти изделия при помощи христолюбцев продавались в тех местах по недостатку рук и мастеров очень выгодно. Вырученные деньги безразлично поступали на всю артель скрывшихся, умудряя прочих примером, поспевая выручкой как раз в то время, когда иссякали запасы и приближалось время ворчливого ропота недовольных и неудержимого шатания их из деревни в деревню темными ночами, околицами и закоулочками, промеж домов христолюбивых миротворцев.

Опытная рука сдерживала отшельников в куче от соблазнов и прелестей мира всякими способами, когда отвалил уже сон и не берет больше, время еды не близилось и не слышится жалоб, что «скелет на животе» у братии. Сколь ни полезно душе пересчитывание узелков и ремешков на лестовицах ради молитвы, сколь ни утомительны жития святых отшельников и разного рода поучения, сколь ни любопытны Кирилл Иерусалимский, Ипполит -папа римский, Ефрем Сирин, Максим Грек, сколь ни необходимы для скрывшихся от мира «Альфа и Омега» и «Цветник» Евфимия, - одним, вызывающим на думы и размышления, ни продовольствуешься. Пение псалмов и стихов в таких случаях много помогает (светские или мирские песни строго воспрещаются). Все это еще обоими светильниками предусмотрено: и Евфимием, и Никитой.

Евфимий обогатил братию назидательным чтением, оставил и допустил, воспользовавшись готовым, но по самом тщательном и строгом выборе те старинные стихи, которыми руководятся все истинные староверы, и особенно стихи, прославляющие пустынное житие и бегство от прелестей мира: «Стих Иосафа Царевича, в пустыню идуща» («Боже Отче всемогуще, Боже Сыне присносуще» и проч.); «О прекрасная пустыня, приими мя во свою частыню»; «Взирай с прилежанием, тленный человече, како жизнь проходит, а смерть недалече»; стих об Антихристе («По грехам нашим на нашу страну напусти Господь такову беду»); о втором пришествии («Господь грядет в полунощи, жених идет со славою»); стих о Господних страстях и т. д.

Никита Семенов в особенности по этой части постарался, будучи одарен, несомненно, поэтической натурой при большом уме и поразительной начитанности. К сожалению, он совсем не сумел совладать с формой стиха и выучиться выражать свои мысли в художественных образах, хотя и достиг того, что и в намеках и недомолвках, стесненный стихотворным размером, ловко умел выразить то, что чувствовалось его последователями и договаривалось понимающими основной смысл. Тем не менее из восьми завещанных им его изделия стихов два стали любимыми и народными и чествуются наравне с молитвенными псалмами. Только в них одних ему удалось отчасти попасть в размер, но зато