На полочках с одной стороны комнаты возвышались стопкиаккуратно свернутых простыней и наволочек, чуть дальше стояли корзины спушистыми ванными полотенцами. У другой стены расположился целый склад одеял.Норман толкнул Пэм на одеяла, без малейшего интереса наблюдая за тем, как ееформенная юбка задралась при падении, открывая бедра. Его сексуальныепотребности ушли в отпуск, а может быть, и на пенсию, и это, наверное, тоженеплохо. За прошедшие годы та штука, что болтается у него между ног, втянулаего во многие неприятности. Забавный вывод ив серии тех, которые способнызаставить поверить, что Господь Бог имеет гораздо больше общего с Эндрю ДрисомКлэем, чем это кажется. Двенадцать лет вы этого не замечаете, а следующиепятьдесят— или даже шестьдесят — половые прихоти волокут вас за собой, каквзбесившийся бритоголовый тасманийский дьявол.

— Не вздумай кричать, — пригрозил он ей. — Не вздумайкричать, Пэмми. Если пикнешь, убью.

Разумеется, он не намеревался исполнять свою угрозу — покрайней мере сразу, — но ей-то откуда знать?

За миг до этого Пэм сделала глубокий вдох; теперь же онамедленно и неслышно выпустила воздух из легких. Норман заметно расслабился.

— Пожалуйста, не трогайте меня, — заскулила она, и это ужеоригинально, этого он прежде никогда не слышал, нет-нет, ну что вы!

— И не собираюсь, — с теплотой в голосе заверил он ее, — Яне собираюсь причинить тебе боль. — Что-то зашевелилось в заднем кармане. Онсунул туда руку и нащупал резину. Маска. Нельзя сказать, чтобы он удивился. —Все, что мне надо от

тебя, это узнать то, что я хочу знать, Пэм. Ты мне этоскажешь, и мы, счастливые и довольные, разойдемся каждый в свою сторону.

— Откуда вам известно, как меня зовут? Он ответил ейуклончивым пожатием плеч, которое часто применял при допросах подозреваемых,словно говоря — ему известно многое, в этом и заключается его работа.

Она сидела на свалившейся куче темно-коричневых одеял, точнотаких же, как и то, что покрывало его постель в номере на девятом этаже, иразглаживала юбку на коленях. Надо отдать ей должное, глаза у неезамечательные, такого редкого сочного синего цвета. На нижнем веке левого глазасобралась слезинка, дрогнула и покатилась по щеке, оставляя черный след тушидля ресниц.

— Вы хотите изнасиловать меня? — спросила она, глядя на негосвоими бесподобными по-детски синими глазами, роскошными глазами— имея такиеглазки, можно свести с ума любого мужика, правда, Пэмми? — однако он не замечалв них того, что хотел. А хотел он увидеть взгляд, знакомый ему по камерам,взгляд человека, который после допроса, продолжавшегося целый день и половинуночи, готов сломаться: жалкий, униженный, умоляющий взгляд, утверждающий: «Я скажувам все, все, что хотите, только оставьте меня в покое хоть ненадолго». Он невидел этого взгляда в глазах Пэмми. Пока.

— Пэм…

— Пожалуйста, не надо насиловать меня, прошу вас, не надо,но если вы все-таки собираетесь сделать это, прошу вас, воспользуйтесьпрезервативом, я так боюсь СПИДа…

Он уставился на нее потрясенный, потом разразился хохотом.От смеха у него свело живот, вернулась невыносимая боль в груди и еще сильнеезаболело лицо, но какое-то время Норман просто не мог остановиться. Он говорилсебе, что обязан остановиться, что кто-нибудь из администрации отеля, проходямимо, решит полюбопытствовать, что же так развеселило кого-то, и попытаетсязаглянуть в подсобку, но даже эта доводы не помогли; он просто долженотсмеяться, пока приступ не закончится сам собой.

Блондинка смотрела на него сначала удивленно, затем тожеробко улыбнулась. Улыбнулась с надеждой.

С огромным трудом Норману удалось взять себя в руки, хотя ктому времени глаза его все еще слезились от смеха.

— Господи, не собираюсь я тебя насиловать, Пэм, — выдавил оннаконец, после того как приступ смеха ослабел настолько, чтобы его слова непоказались неискренними.

— Откуда вы знаете, как меня зовут? — снова спросила она. Вэтот раз ее голос звучал более уверенно.

Он выдернул из кармана маску, сунул руку внутрь и принялсяшевелить ею, как тогда, на улице, перед глазеющим на него похожим на бухгалтераводителем «камри».

— Пэм-Пэм-бо-Бэм, банана-фанна-фо-Фэм, фи-фай-мо-Мэм, —заставил петь маску. Он покачивал рукой вперед-назад, как Шери Льюис со своейтрахнутой отбивной из ягнятины, только теперь это не ягненок, а бык,кастрированный бык-недоумок с цветочками на рожках. На всей земле не найдетсяпричины, по которой он мог бы испытывать к Фердинанду теплые чувства… однакоследует признаться честно — проклятый бык ему чем-то нравился.

— Ты тоже мне чем-то нравишься, — признался кастрированныйбык-недоумок, глядя на Нормана своими пустыми глазницами. Затем повернулся кПэм и с помощью Нормана, чьи пальцы заставляли двигаться его губы, спросил: — Утебя что, какие-то проблемы?

— Н-н-нет, — промямлила она, и выражение глаз, которого емутак не хватало, все не появлялось и не появлялось, хотя наметились признакипрогресса: он приводил ее в трепетный ужас — они приводили ее в ужас, — в этомможно не сомневаться.

Норман присел на корточки, свесив руки между коленями; мордаФердинанда была теперь обращена к полу. Он посмотрел на нее с искреннимсочувствием.

— Клянусь, больше всего на свете ты хотела бы, чтобы яубрался из этой комнаты и из твоей жизни, правда же, Пэм?

Она кивнула с такой силой, что волосы подпрыгнули на плечах.

— Да, я понимаю и полностью с тобой согласен. Ты скажешь мнеодну вещь, и я растаю, как прохладный бриз. И ответ не представляет собойничего сложного. — Он подался к ней; рога Фердинанда уперлись в пол. — Все, чтомне надо, — это знать, где Роуз. Роуз Дэниеле. Где она живет.

— О мой Бог! — С лица Пэм исчезли последние краски — дварозовых пятна на скулах, — а глаза расширились так, что им, казалось, сталотесно. — О мой Бог! Это вы! Вы Норман.

Он испугался и разозлился — ему полагалось знать ее имя,именно на этом все и построено, но она не должна знать, как его зовут, — послечего события приняли неожиданный оборот. Пока он реагировал на произнесенное еюимя, она вскочила на ноги и едва не убежала. Он бросился за ней, протягиваяправую руку с надетой на нее маской быка Фердинанда. Краешком сознания слышалсвой голос, кричавший, что

Пэм от него не уйдет, что он намерен поговорить с ней,поговорить сейчас же и начистоту.

Норман схватил ее за горло. Она издала сдавленный хрип — егорука не позволила закричать — и рванулась с отчаянной силой, о которой и неподозревал. И все же он удержал бы ее, но помешала маска. Резиновая морда быкасоскользнула с руки, и Пэм бросилась к двери, она упала у двери, размахиваявытянутыми в стороны руками, и в течение нескольких секунд Норман не могсообразить, что же случилось потом.