Шрифт:
Интервал:
Закладка:
местам.
Вернувшись после двенадцатилетнего отсутствия, семьи Никитиных я в школе не
застану. Неонилу высмотрели в соседнем Николаеве, дали квартиру в центре города и
пригласили читать химию в школе для одаренных детей. Сельская учительница…
Русский язык и литературу в Городнем Велетне читали колоритные дамы — Анна
Павловна Примиренко и Лидия Яковлевна Московченко. Примерно, одного возраста.
Когда я начинал там работать, им было чуть за пятьдесят. Анна Павловна грузная, величавая матрона, с легкой одышкой и в светлых накрахмаленных блузках, представляла
собой выраженный тип сельской интеллектуалки. Была неравнодушна к людям. Весьма
коммуникабельная, легко входила в контакт. В первые же минуты знакомства выяснила: женат ли я, есть дети, где собираюсь жить — в Херсоне или Велетне.
— А я вас видела на автобусной остановке у рынка с красивой девушкой. Наверное, ваша жена? Нет? А кем она вам приходится?
Она много читала, любила щегольнуть в разговоре чьей-то цитатой. Ее супруг
Василий (не помню отчества), высокий худощавый мужчина, умевший носить фетровые
шляпы, внешне чем-то напоминавший актера Вицына, был начальником совхозного
отдела кадров. Слегка выпивал, так сказать, на тихом подсосе. Жена его держала на
коротком поводке, а если он пытался взбрыкнуть — мстя была громкой и неотвратимой, и
он ходил тише воды — ниже травы. Милый представитель сельской элиты…
Когда сослали в Горький академика Сахарова, Анна Павловна недоумевала:
— Трижды Герой труда, небось, все у него есть, зачем ему эта фронда?
251
И еще штрих. Если она хотела хорошо отозваться о другой представительнице
слабого пола, то лучший комплимент из ее уст носил гигиенический характер: — Такая
чистоплотная женщина! Или восхищенно: — Она большая чистюля!
Таким образом, доброта, порядочность, щедрость и отзывчивость отходили на
второй план. Главное в женщине — чистота и чистоплотность. А что, может, и правда?
Вернувшись в Велетень в 1986 году, я узнал, что накануне её с Московченко тихонько
выпроводили на пенсию. Молодой плеяде учителей они мешали одним своим
присутствием (сторонились разных гулянок, процветавших в школе, плюс старомодные
представления о долге, чести и миссии учителя, разделявшиеся далеко не всеми).
Пришлось идти к ней домой, уговаривать вернуться хотя бы на несколько часов нагрузки.
Она согласилась. Лидия Яковлевна осталась дома. Моя инициатива была воспринята
коллективом без особого воодушевления.
Лидия Яковлевна в молодости была красавицей. Белолица, прекрасные волосы, невысокого роста, но с выразительной фигурой, типа «всё при ней». Немногословна, с
шляхетскими повадками женщины, знающей себе цену.
Долгие годы была первой дамой школы. Ее супруг Сыроедов (имени — отчества не
помню), на пару десятков лет её старше, был в 50-ые годы на Западной первым
секретарем райкома. Жил — поживал, сражался с бандеровцами, ночевал каждый раз в
другом месте и доночевался до того, что бросил семью, сойдясь с красивой девчушкой из
педучилища. В те времена такие вещи не прощали, и Сыроедов очутился в пригородном
херсонском селе в кресле директора школы.
Был крепким хозяйственником, при нем построили новую школу, простоявшую полвека.
Преподавал в старших классах историю; учитель был никакой, объяснял новый материал, читая параграф из учебника. Дети на его уроках и в ус не дули, занимаясь кто — чем.
Родная дочь, например, открыто играла в шахматы с приятелем, не обращая внимания на
папу, с трудом осиливающего учебник.
Как это часто бывает в таких случаях, женский расцвет Лидии Яковлевны пришелся на
мужской закат Сыроедова, и отношения супругов настолько разладились, что он на
старости уехал прозябать в пансионате бывших партработников под Киевом. Она
доживала свой век с престарелой матерью в небольшом домике. Дочь выучилась и
появлялась в Велетне крайне редко.
Учителем она была неплохим, могла дать хороший урок, но системы не было и
создавалось впечатление, что дети мало ее интересовали. Считала себя городским
человеком, волею судьбы прожившим всю жизнь в селе. Вела себя безупречно, но я видел, как загорались у нее глаза, когда в учительской вспоминали бывшего директора совхоза
красавца Якоденка, трагически погибшего, купаясь в ванне.
_________________
252
УДИВИТЕЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Наверное, мне в жизни везло на встречи с интересными людьми. С яркими
личностями, выделяющимися на общем фоне. Один из них — Марк Михайлович Штыкель, начальник ПМК — 163 (передвижной механической колонны) треста «Каховсельстрой».
Его организация базировалась в Белозерке, строила дома, фермы, клубы, школы.
Именно у него я принял в 1976 году Белозерскую школу № 2, к нему обращался за
устранением всяких неполадок и неудивительно, что мы стали приятельствовать, тем
более, был он интересной личностью, способной на в высшей степени неординарные
поступки.
Невысокого роста, полноватый, с водянисто-серыми глазами, обрамленными
пушистыми ресницами, с копной курчавых седеющих волос, он умел удивлять. Прежде
всего, крепко пьющий еврей всегда редкость, а Марик закладывал, практически, ежедневно. — Работа такая, — говорил он, — не выпьешь с поставщиками стройматериалов, разного рода начальством, контролерами качества — хрен построишь!
Так получилось, что потом его назначили шефом новостройки, и он, по мере сил и
возможности, помогал мне в решении хозяйственных вопросов. Разумеется, все наши
встречи оканчивались пьянкой, и я даже стал побаиваться такой крепкой дружбы.
Расскажу, как он строил. Уже через две недели начала работы в школьной
столовой, в районе кухонного оборудования, обвалился пол. Слава Богу. это случилось
ночью, и в трехметровый (!) провал никто не попал. Я воспринял это как знак судьбы, что
на новом месте работы можно ожидать всякого и, скорее всего, не очень хорошего.
Поэтому все последующие годы я побаивался своей двухэтажной красавицы, томясь в
ожидании, как бы не произошло чего-нибудь более существенного. Особенно после того, как на одной новехонькой ферме обвалилась стена, по слухам, из-за того, что поблизости
дети играли в футбол, и то ли у одного игрока оказался слишком сильный удар, то ли
стена держалась на соплях. Эта история наделала много шума в районе. Моя тревога
усилилась.
Тем не менее, ему всё прощали. И не потому, что он плохо строил, а из-за того, что
при плановом строительстве ему ничего не доставалось и приходилось приобретать
материалы низкого качества. А тут еще в Белозерке выделили на окраине большой
участок земли под дачи и, надо понимать, значительная часть цемента уплывала в
частный сектор. Утешение было одно: дачи, построенные на краденном цементе, держались куда крепче, чем государственные строительные объекты.
Рабочие Марика почему-то любили. Он накручивал им неплохие зарплаты, сквозь
пальцы смотрел на воровство, и они были готовы за него в огонь и в воду. И даже
прощали необычные шутки. Так, провожая работников по утрам