Со страхом глядя на Герхарта, Петра отпрянула от него. Едва это заметив, он отошел от Ланкау. Пока он не взял себя в руки, было видно, как у него ходят желваки. Он протянул ей стакан со смертельно опасной жидкостью.

С трудом дышавший Ланкау следил за ним со своего места. Обойдя Петру, Герхарт перевел взгляд на подоконник.

— Хватит, — сказал он из угла возле окна, глядя на оставленный Ланкау огрызок яблока.

Он бережно его поднял, словно хрупкое живое миниатюрное существо.

— Ты прав, — продолжал он. — Никто не поверит, что кто-то решил совершить самоубийство с помощью гидроксида натрия. Даже кто-то вроде тебя! — Он не сводил глаз с Ланкау. — Вспомним былое, Ланкау? Помнишь ночи в госпитале — вы еще друг другу рассказывали, как можно убить самыми обыкновенными вещами? Вязальными спицами, молотками, мокрыми тряпками. Помнишь, как вы с Крёнером ржали? Как пытались перещеголять друг друга своими отвратительными методами? Ваша фантазия не знала границ.

Он смотрел в одну точку, сжимая в руке яблоко. Петра молча слушала. Она и не думала, что когда-нибудь услышит от него столько слов. Голос у него красивый. А вот момент — отвратительный.

Ей хотелось бы, чтобы в его глазах не было холода.

— Если вдуматься, то на меня наибольшее впечатление произвели самые простые методы.

Яблоко заплясало перед глазами жертвы.

— Ты наверняка знаешь, о чем я говорю.

Он улыбнулся. У Ланкау потемнело лицо. В затрудненном дыхании слышались хрипы, но глаза смотрели настороженно.

— Разве не Крёнер этот метод придумал? Ты лучше меня знаешь. Я помню только красочное описание жертвы, которой в горло протолкнули кусок яблока. Придется время потратить, но вообще все довольно просто. И никто не заподозрит неладного. Такое с кем угодно может случиться. Не убийство и не самоубийство! А выглядит естественно, да?

Вопрос прозвучал с пугающей простотой. Очевидно, Герхарт мог исполнить свои угрозы. Петра оцепенела. Когда Герхарт отвязывал ее от пресса для винограда, он заверил ее, что ей больше не надо бояться Штиха с Крёнером. Облегчение придало ей сил.

Теперь она его не чувствовала.

Глаза Ланкау медленно затуманивались. Раньше Петра не видела по ним его возраста. Помутнели роговицы, пожелтела склера. Герхарт откусил кусок яблока. На широком лице было написано недоверие. Отодвинувшись назад, Ланкау смотрел на кусок яблока, который Герхарт выплюнул себе в ладонь. У Ланкау дернулась шея, в панике он выставил руки. Когда Герхарт решительно понес к его рту кусок яблока, он, хрипя, сделал глубокий вдох и отвернулся. Он попытался что-то сказать и приподнял руку. В глазах читалось отчаяние.

Когда Герхарт попытался раздвинуть его губы, Ланкау дернулся в последний раз. На лице застыло удивление. Голова медленно упала, подбородок лег на грудь.

Герхарт недоуменно на него смотрел. Он ткнул обвислую щеку, и голова безжизненно дернулась.

Ланкау умер, до того как Герхарт успел ему отомстить.

Петра отказывалась верить своим глазам. Внутри у нее перемешались сомнения, бессилие, облегчение и скорбь.

Когда Герхарт осознал, что произошло, он повернулся лицом к другому человеку, пытавшемуся разобраться в том, что он увидел. Он без предупреждения накинулся на него, обрушивая один удар за другим, и, словно раненый зверь, ревел от глубокого отчаяния.

Из-за водки фон дер Лейен не осознавал, откуда летят удары. Слишком изможденный, чтобы сопротивляться, он привалился к Лорин, которая истерически трясла головой из стороны в сторону.

— Прекрати, Герхарт! — кричала стоявшая у него за спиной Петра.

Лишь когда она схватила его за руку, он понял, чего она хочет. Ссутулившись, он отступил, костяшки пальцев побелели, возбуждение подстегивалось глубоким дыханием. В руке он по-прежнему держал пистолет. Он не мог взять себя в руки.

Несмотря на ее увещевания, он схватил фон дер Лейена за шею. Когда Герхарт потащил его на террасу, к свету, лицо вдавило в грудь.

Петра сразу же повернулась к Лорин — та едва не потеряла сознание. Затем развернулась на каблуках и бросилась на кухню. Там она нашла нож для свежевания зайцев. Веревки, опутавшие лодыжки и запястья Лорин, упали, словно ниточки.

— По-моему, он не в себе, — прошептала она Лорин, пытаясь не заплакать. — Ты должна мне помочь!

Лорин попыталась встать. Ее конечности ничего не чувствовали. Петра встала перед ней на колени и растерла ноги:

— Пойдем, Лорин!

* * *

Брайана швырнуло на террасу у края бассейна — удар поглотила алкогольная пелена. Джеймс подергал его за шею, заставив встать на колени. Брайан улыбался и крутил головой. Волнами накатывало воздействие алкоголя. Он не заметил, что ему к затылку приставили пистолет. В пересохшем рту стоял отвратительный вкус. Покашляв, Брайан откинул голову. Ночь выдалась влажной, расширились ноздри. Ветер пошел ему на пользу. Он повернул голову туда, откуда доносились крики. Он ничего не понимал. Контуры друга расплывались.

— Это ты, Джеймс? Помоги мне развязаться, — гнусаво проговорил он и подергал левой рукой.

Он улыбался.

— Да, это я. — Голос ответил приглушенно и сдержанно.

И по-английски.

— Джеймс, — прошептал он, пытаясь сфокусировать взгляд.

Его голос никогда не звучал так мягко. Повалившись на бок, он прислонил щеку к ноге друга.

— Господи, — шептал он.

— Стойте там! — послышался резкий голос Джеймса.

Вдалеке Лорин выкрикивала имя Брайана. Он пытался повернуться в ту сторону, откуда шел звук, и глубоко дышал. Возле дома застыли два расплывчатых силуэта.

— Если подойдете ближе, я его в воду столкну. Не шевелитесь, ясно вам?

Джеймс отошел в сторону. Брайан чуть не упал. Медленно проступили контуры предмета, который он сжимал в руке. Пистолет. Брайан попытался понять, что происходит, но безуспешно.

— Почему ты меня не развяжешь? — снова спросил он.

Джеймс встал перед ним на колени:

— Арно фон дер Лейен! Брайан! Кто меня об этом спрашивает? — Его глаза горели бешенством. — А ты мне помог? Освободил?

Брайан поднял брови, собираясь ответить.

— Не смей ничего говорить! — Джеймс встал и снова прицелился. — Ты меня бросил. Больного и измученного. Я ведь мог там сколько угодно пролежать. Как какие-нибудь жалкие отбросы!

Все случилось внезапно. Одним движением Джеймс оторвал ему рукав. Снова подступила тошнота.

— Она у тебя до сих пор осталась! — сказал он, глядя на почти стершуюся татуировку в подмышке у Брайана. — Даже удивительно!

Брайан пару раз срыгнул, в уголке рта осталась слизь.