Конечно же, проблема имеет и социальный аспект. Нападения на прибрежные области влекли значительные демографические последствия. Роберт Дэвис упоминает о 1 250 000 рабов, попавших в Магриб из Европы[1518]. Число крайне преувеличено[1519], но серьезность положения налицо. Вряд ли эти потери создавали какие-либо проблемы с рабочей силой для экономики региона, где множество крестьян не имело земли, а население прирастало. Но невозможно пренебречь и потрясениями местного порядка. Данные Миреллы Мафричи покажут масштаб катастрофы. С 1538 по 1583 год население Сан-Лучидо (Калабрия), откуда Барбарос вывез в рабство 3 000 человек, сократилось с 300 домов (fuoco)[1520] до 60 (на 80 %). Опять-таки во Вьесте из 485 дворов в 1554 году уже в 1561 году осталось 139 (70 % потерь). В Манфредонии из 700 домов на 1595 год к 1683 году уцелело всего 387 (44 % потеряно), из которых 82 пребывали в крайней нужде и бедности[1521]. Попытки властей вмешаться просто обличали их беспомощность или же обрекали ломать головы над сумасшедшими проектами по принудительному заселению. Карл V даже думал перевезти все население Менорки на Майорку, когда Барбарос, сбежавший из Туниса, разграбил ради мести Маон[1522]. Однако все это были просто пустые слова, и никто не мог помешать пиратам. Мы ведь уже говорили о том, как летом 1566 года шесть тысяч корсаров, высадившись во Франкавилле, зашли на сто километров в глубь материка и опустошили деревни и городки на территории в 1300 квадратных километров?[1523]

Пусть даже магрибские гавани всегда воспринимаются как корсарские, вопрос о том, насколько пиратство поддерживало их экономику, остается открытым. Действительно ли трофеи были для этих портов как глоток свежего воздуха? Или же источники той эпохи, как и историки-редукционисты наших дней, преувеличили вклад корсарства?

Опять начнем с цифр. Вначале свидетели эпохи: согласно Пьеру Дану, на протяжении 25–30 лет алжирцы, захватив 600 кораблей, разжились на 20 миллионов лир[1524]. Значит, в год они в среднем захватывали от 24 до 30 судов и 800 000 лир. Такие цифры не должны удивлять. Лишь за первые три месяца пребывания Дана в Алжире туда доставили 40 кораблей; случалось, что за день причаливало и по три-четыре[1525]. Грамай приводит данные о девятилетнем доходе: 251 корабль и 7035 рабов; в среднем за год – 28 и 781. Добыча, захваченная в походах 1619 года (9 мaя – 26 октября), выражена как 25 кораблей и 578 пленников[1526]. В 1625 году венецианский переводчик Джованни Батиста Сальваго расскажет и о том, что алжирцы с тунисцами за год привозили из набегов 25 000 реалов[1527].

И если даже эти данные указывают, что число в 936 захваченных кораблей за 1613–1621 годы преувеличено[1528], расчеты француза Панзака показывают, что нам не стоит торопиться. К 447 голландским кораблям и 253 французским, попавшим в руки к пиратам в 1613–1621 годах, этот историк прибавил еще 240 английских, – на основании расчета средней величины потерь для Британии за 1616–1629 годы; кроме того, он отводит примерно 25 % потерь на те случаи, когда корсары лишались трофеев еще до возвращения в порт, и получает 1170 кораблей, что дает по 140–150 в год. Это лишь добыча алжирских корсаров, а если мы добавим еще 50 судов на тунисцев и триполийцев, то получим в среднем 200 в год[1529]. И здесь еще не учтены другие корабли, испанские и итальянские!

Конечно же, невозможно рассчитать общую добычу корсаров на основании данных о кораблях и пленниках. Не удастся нам вывести и среднюю стоимость пленных – мы не знаем, сколь много было среди них богачей, способных заплатить выкуп; неизвестны и типы кораблей, их размеры и количество пушек. Наконец, цена захваченных товаров менялась в зависимости от рода груза, его объема и количества. И нам остается просто передавать цифры, приведенные другими.

Все эти числа приведены в годы наивысшего расцвета корсарства. Впрочем, непохоже, чтобы во второй половине столетия прибыль особо уменьшилась, – разумеется, если судить лишь по количеству кораблей. Как мы уже отмечали, марсельские архивы показывают, что общий убыток французов за 1652–1664 годы составил 108 кораблей и 8 295 000 лир[1530]. Мишель Фонтене уменьшает эту цифру до 4 000 000, учитывая преувеличения в источниках, и получает среднее число за год – 300 000 лир. Этот французский ученый не любит излишеств, хотя и занят экономической историей. Итак, 206 000 принадлежат Алжиру, 57 000 – Тунису, остальные 33 000 – Триполи. Подсчеты получены лишь от французов. Поэтому Фонтене предлагает утроить цифру, чтобы достичь общей суммы, прибавив и убыток других наций. Если же отнести сюда и деньги за рабов, то в год получится 530 000 лир (алжирцы – 350 000; тунисцы – 100 000; триполийцы – 80 000). Необходимо отметить, что потери нельзя зачислять как доходы в корсарскую казну. Если же и следует указать прибыль в 5-10 % для потерь в сражениях, то не стоит забывать, что корсары, пытаясь как можно быстрее сбыть товар, продавали его по заниженной цене[1531].

Безусловно, эти сведения поверхностны, но все же они более-менее отражают общую картину. А вот Альбер Деву, вопреки им, проводит следующие расчеты на основании официальной документации Алжира: