Перед дверью с балдахином, ведущей в модный дом, она остановилась, не решаясь войти. Видимо, она все-таки боится разговаривать с поставщиками, этими вульгарными людьми, которые вас не любят, которые вас осуждают. Нет, не хватает смелости встретиться лицом к лицу с этой улыбающейся, насквозь фальшивой бандой, с этим Волькмааром, считающим весьма изысканным называть ее «дорогая мадам», с накрашенными продавщицами, которые обсуждают вас за вашей спиной, с этой Хлоей, что строила из себя великосветскую даму, сверкая перстнем на мизинце, со всей этой плебейской толпой манекенщиц, которые изображали роковых княгинь, а сами, небось, консьержкины дочки. Лучше позвонить по телефону Появляется больше смелости, когда тебя не видят.

В кабине телефона-автомата она нацарапала основные фразы, которые должна сказать, на оборотной стороне закрытого конверта с иерусалимской маркой, это было очередное непрочитанное письмо от мужа. Ох, нужно их все-таки прочитать или хотя бы послать ему телеграмму, спасибо за такие интересные письма, читаю их и перечитываю, и все такое прочее. Ладно, хватит, она подумает об этом вечером. Прислонив конверт к стене перед собой, она набрала номер, чихнула, скривилась, услышав голос Хлои.

— Мадам, это говорит… — (Стыдно произнести «мадам Ариадна Дэм.) — Я только что к вам приходила. Звоню, чтобы сказать… — (Она наклонилась, чтобы поднять конверт с памяткой, который слетел, когда она чихнула, но ей не удалось.) — В общем, я скоро заеду. — (Нельзя говорить, что она звонит из автомата напротив.) — Я буду у вас через четверть часа.

Она резко бросила трубку, чтобы не слышать ответа, и отправилась бродить по маленьким улочкам неподалеку. На тринадцатой минуте она повернула назад, внезапно решившись и преисполнившись энергии. Смелей, в жизни чего-то может добиться только тот, кто презирает мнение других, кто сметает все преграды на своем пути. Да, нужно уметь требовать, сказала она себе, когда швейцар в галунах толкнул перед ней дверь. Но в надушенном салоне, озаренном приглушенным светом, она вдруг почувствовала несоразмерность своих двух просьб. Чтобы внутренне оправдаться и задобрить Волькмаара, она сказала прежде всего, что хочет другой костюм. Он склонился перед клиенткой в золоте.

— Но прежде, чем решить с портным, — сказала она (лицо загорелось), — я бы хотела попросить о небольшом изменении в золотом платье. Да, в общем, мне хотелось бы, чтобы вместо декольте был вырез лодочкой.

— Лодочкой, — похоронным тоном повторил Волькмаар. — Отлично, дорогая мадам, мы сделаем вам вырез по шее. А что до другого костюма, из какой ткани вам угодно будет заказать?

— Я вот еще о чем хотела вас попросить. Непредвиденные обстоятельства вынуждают меня ускорить свой отъезд, я отбываю уже в пятницу вечером. — (Волькмаар бесстрастно смотрел на нее.) — Мне только что сообщили об этом. Значит, весь мой заказ надо перенести на утро пятницы двадцать четвертого, ну, короче говоря, до обеда, потому что я же не могу собирать чемоданы в последний момент.

— А? — только и удосужился сказать кутюрье, давно привыкший к этому старому трюку со срочным отъездом.

— Конечно, мало времени… — боязливо улыбнулась она.

— Очень мало, мадам.

— Дело в том, что форс-мажорные обстоятельства.

— Крайне мало, мадам, — сказал Волькмаар с садистски-непроницаемым видом.

— Я… — (Сказать, что заплачу? Нет, это может его оскорбить.) — Я охотно пойду на дополнительные расходы, если это облегчит вам задачу.

Он сделал вид, что не услышал, закрыл глаза на мгновение, как бы глубоко и мучительно задумавшись, потом молча зашагал по салону; она встревоженно следила за ним.

— Нам придется выложиться по полной, дорогая мадам, но мы справимся, хоть бы и пришлось заставить все ателье работать ночь напролет. Хорошо, все будет закончено к вечеру пятницы. По поводу дополнительной оплаты договоритесь с мадам Хлоей.

Она пробормотала, что очень и очень признательна. Затем, избегая встречаться взглядом с кутюрье, проговорила прерывистым голосом:

— Мне хотелось бы три примерки. Первую, в пятницу на этой неделе, две остальные во вторник и в среду на следующей.

Она перевела дыхание, а он добродушно кивнул, решив как следует общипать клиентку, которую мысленно отнес к типу «недотепа».

— А теперь займемся костюмом, — сказал он. — У меня есть кое-что вам показать. — Он повернулся к изможденной туберкулезнице с трагическим лицом и невероятно длинными ресницами. — Жозиана, принесите сверху «Дормейль», который только что поступил, «Миннис» двенадцать тринадцать и «Ганьер» с узорами.

— Нет, не стоит труда, вот эта фланель, что лежит на столе, мне очень нравится.

— У вас прекрасный вкус, дорогая мадам. Замечательная вещь. Этот антрацитово-серый цвет восхитителен. А в каком стиле будет костюм? Вам пойдет, как я сам вижу, очень короткая баска с поясом из той же ткани и высокими карманами и, возможно, с большими лацканами и большим вырезом, подчеркивающим грудь. Хлоя, пришлите мне «Каприз» с «Беттиной» и «Андрокл» с «Патрисией».

— Не стоит труда, — повторила она, подталкиваемая желанием как можно быстрее перестать быть «дорогой мадам». — Сшейте этот костюм так же, как и тот, другой, который тоже из фланели. — Мерзкий Волькмаар, он не должен был соглашаться.

— Хорошо, дорогая мадам. Пометьте, Хлоя. Второй «Кембридж» из голландской фланели антрацитового цвета. Первая примерка всего в пятницу семнадцатого, после обеда. Будем заниматься исключительно мадам. Всех остальных клиентов придержим. Честь имею, дорогая мадам.

Свободная, счастливая оттого, что вдыхает воздух без запаха парфюмерии, она решила побаловать себя несколькими чашечками чаю. Но перед кондитерской ее осенило, что платье, расшитое золотом, будет ужасно уродливо выглядеть с вырезом лодочкой. Абсурдно так вот менять модель, над которой тщательно работал мастер высокой моды. Мерзкий Волькмаар не должен был соглашаться. Совершенно идиотская идея этот вырез лодочкой. Вырез колодочкой. В общем, костюм для казни путем отсечения головы на колоде. Мерзкий Волькмаар. Она пнула ногой булыжник, который никому не сделал ничего плохого. Когда получит платья, она напишет анонимное письмо Волькмаару о том, что у него, должно быть, груди, как у женщины, и при этом жирные и вялые.

— На этот раз я им позвоню.

В кабинке телефона-автомата она набрала номер, поставив перед глазами текст священной телеграммы, чтобы придать себе смелости. Но, услышав голос Хлои, повесила трубку и стремглав убежала. Перед кондитерской она остановилась. О Господи, телеграмма! Она побежала, влетела в стеклянную клетку. Телеграмма была еще на месте! Любовь моя, сказала она телеграмме.

Смелей, нужно пойти туда, пережить еще несколько неприятных минут. Месье, я подумала, расшитое золотом платье лучше оставить так, как было первоначально задумано, то есть с большим декольте. А может, лучше сказать, что она аннулирует заказ, потому что это платье слишком жаркое для лета. Да, аннулировать, пожалуй, будет разумнее, им тогда не покажется, что она то и дело меняет решения и у нее ветер в голове.