Колонизация отнюдь не явление нашего времени. Еще классическая Античность дает многие ее примеры. Но не следует путать миграцию с колонизацией. Миграция мирная или воинственная не обязательно заканчивается колонизацией. Только тогда можно говорить о колонизации, когда иммигранты становятся доминирующим фактором во вновь созданном государственном образовании. Иногда этот термин используется субъективно, когда речь идет о миграции германских племен в эпоху раннего Средневековья, известной как Великое переселение народов[34]. Однако в пределах римского лимеса оно рассматривалось как вторжение варваров.

Вплоть до эпохи крестовых походов колонизация, которая оставила зримый отпечаток в истории человеческой цивилизации, происходила в основном в области Средиземноморья. Здесь она была по происхождению финикийской, древнегреческой и римской. Эллинистическая культура широко распространилась в прибрежных районах Средиземного моря и в Римской державе, когда в ней еще была республиканская форма правления. Идеальные границы колониальной традиции Античности соответствовали географическим границам mare nostrum. Так смотрела на это Европа, которая рассматривала эллинизм, древнеримскую цивилизацию, христианство и иудаизм как основные элементы своей культуры. В противоположность этому крестовые походы не оставили после себя на Востоке общего средиземноморского наследия. К тому времени крестоносцы уже были носителями общего наследия европейской культуры. Они принадлежали к западной ветви вселенской церкви, были воспитаны в ее традициях, жили в мире со сходными представлениями и отношением к действительности, и их социальная стратификация основывалась на одних и тех же этических и идеологических предпосылках. Не случайно, что для мусульман аль-франж значило европеец, а христианские хронисты крестовых походов называли словом франки европейских завоевателей на Востоке.

Если крестовые походы отличаются от средиземноморской экспансии времен Античности по своей роли в распространении общеевропейской культуры, то она же связывает их с эпохой Великих географических открытий. В то время как тысячелетие разделяет образование новых греческих и римских колоний от колониальных завоеваний Европы в XI в., сохраняется преемственная связь между крестовыми походами и открытием Канарских островов[35] и других земель в Западном полушарии.

С началом крестовых походов отходит на второй план Средиземноморье как «колонизационный центр», поскольку походы вовлекают в свою орбиту Северную Европу. Но все же, несмотря на преобладание трансальпийских элементов, Средиземноморье продолжало играть важную роль в образовании новых колоний. Но не потому, что это касалось его непосредственно, а вследствие того, что колониальное наследие крестоносцев было воспринято и освоено народами Средиземного моря и стало краеугольным камнем будущих колониальных завоеваний.

С точки зрения истории колониальных предприятий необходимо особо подчеркнуть главное отличие 1-го Крестового похода от всех последующих миграций, независимо от того, назывались ли они крестовыми походами или как-то еще. Мы уже упоминали о массовом характере 1-го Крестового похода, когда десятки тысяч людей покинули свой дом и осели на новых землях на Востоке. Ни один из последующих крестовых походов и мирных переселений в промежутках между ними не был подобен первому. Не менее удивителен факт, что к первому походу, можно сказать, почти не готовились. Не было предпринято никаких предварительных попыток. Не было никакого заранее намеченного плана, и отсутствовали предприимчивые люди, которые могли бы проложить новые пути. К удивлению хронистов, поход выглядел как всеобщий исход из Европы; подобное определение здесь вполне уместно, так как массами двигала религиозная экзальтация. Это не исключает того факта, что каждый надеялся разбогатеть или просто поправить свое материальное положение. Слишком много людей не могли отказаться от того, что они уже имели для поддержания своего хотя бы сносного существования, и отправиться в неведомые земли. Следующие походы были совсем иными. Каждый знал или надеялся, что знает хоть что-то о стране будущего проживания, и мог сопоставить имевшиеся риски и возможные выгоды. Тем самым 1-й Крестовый поход по многочисленности своих участников и их мотивации и по своей неподготовленности резко отличался от других колониальных походов.

В тесной связи с тем, о чем мы только что говорили, стоит вопрос о составе участников похода. Во многом он определялся тем, что материальные факторы для большинства из них не имели большого значения. Типичный элемент всех колониальных предприятий – маргиналы, сыгравшие такую большую роль в колониальных завоеваниях, участвовали в первом походе крестоносцев в незначительном количестве. Мы уже не говорим о предприимчивых и отверженных обществом людях, которым было предназначено стать конкистадорами; мы не говорим ни об авантюристах, будь то пираты, купцы или исследователи, ни о миссионерах. Конечно, воины 1-го Крестового похода не были святыми. В войске встречались грабители, убийцы, проститутки и различные правонарушители, люди дна, бывшие в конфликте с обществом. Но из них редко выходили первопроходцы. Такие люди не имеют собственной воли, ими управляют обстоятельства. Основными же участниками 1-го Крестового похода были представители состоявшегося и стабильного общества. Аристократ, рыцарь, свободный человек, клирик и крепостной, отправившиеся на Восток, не были изгоями, но опорой существующего миропорядка. Предводители похода не были конкистадорами, искавшими только добычи, но представляли наиболее традиционную часть общества.

Большие массы народа отправились на Восток по идейным соображениям – освободить Гроб Господень из рук неверных. Родившись в лихорадочной эсхатологической атмосфере, эта целеустремленная идея не оставила место для любого заранее продуманного политического и экономического плана. В многочисленных письменных источниках не содержится ни одного упоминания о будущей судьбе освобожденного Гроба Господня. Молчание документов само по себе свидетельствует о несформулированных политических целях крестового похода. Больше ни о чем, кроме как об освобождении восточного христианского мира, не задумывались. Однако задолго до того, как эта цель была достигнута, в поведении и настроениях армии произошли большие изменения. Поход на Восток продолжался почти три года. Крестоносцам просто по-человечески не хватило бы сил выжить в течение трех лет с опорой только на религиозное рвение. Некоторые трения проявились уже в конце похода через Малую Азию во взаимоотношениях между Балдуином и Танкредом в Киликии, а позже в Эдессе. Но вслед за большой победой у Антиохии новая реальность стала очевидной. Крестовый поход грозил закончиться полным провалом. Каждый военачальник грабил сельские местности, захватывал себе деревни и города. Полгода, проведенные под Антиохией, привели к окончательному моральному банкротству первоначальных целей. Иерусалим и Гроб Господень отошли на задний план. Кое-кто удовлетворился Северной Сирией, не настаивая на Палестине. Кроме проявившегося у всех чувства алчности, возможно лишь за исключением Боэмунда, бывшего из породы государственных деятелей, вожди похода не имели ясного представления об организации государства. Их заботой были только военные трофеи и сохранение награбленного. Нет ничего более показательного в этом отношении, чем Закон о завоеваниях, который позднее стал частью законодательства королевства. Согласно этому закону, человек, который как-то обозначил тот или иной объект, захваченный им на завоеванной территории, например дом или деревню, становился его владельцем. Это означало переход от религиозного этапа похода к политическому.