«И познал он ея всю! И — всяко!».

Они дотянули со всяким… приятным вплоть до прихода с работы Глаши. И та было очень удивлена, когда увидела, что подруга — толком и не одета.

— Вы, что же, напились, что ли? Как так? Ване же сейчас назад идти? А если — поймают его, нетрезвым-то? — возмутилась хозяйка дома.

Потом присмотрелась к ним, и удивленно протянула:

— Хотя и нет… вроде бы. Иван-то… вроде и вовсе трезвый! А у тебя, у кошки блудливой, чего такие глаза пьяные?

— Не ругайся, Глаша… Мы и выпили-то всего бутылку вина красного за весь день! — пояснил Косов, потом посмотрел на Катьку, — А что глаза у нее такие… так-то… не от вина она пьяная…

«Ага… а глаза у нее и впрямь — шалые, как у пьяной! И даже вроде бы — покачивается слегка! Натрахалась, довольная — как кошка!».

— Ишь как! Значит — помирились, да? — усмехнулась хозяйка.

— Ох, Глашка! Весь день мирились! Мирились-мирились… Так сладко мирились… Я бы еще помирилась так…, - улыбаясь и покачиваясь, промурлыкала Катерина.

— А тебе все мало и мало! Я ж и говорю — кошка блудливая! — засмеялась Глаша.

— Блудливая, блудливая… Сама-то — куда как чаще…, - начала Катя, но смутившись, замолчала.

— Вот и молчи, ага! Ишь, разговорчивая какая! — поджав губы, сказал хозяйка.

Так что, настроение у Косова было, по возвращению — летящее.

«Все-таки Катька, как подруга для этого-самого — лучше и не надо! И любит это дело, и безотказная — как винтовка Мосина! А я все чего-то ищу, ищу… Только вот… предупредила грустно Катерина, что письмо ей передали от мужа. Что, дескать, возвращается домой в конце марта. То есть — ага… кончатся ее гульки!».

— А до осени, пока он снова уедет, ты, Ванечка, уже и другую себе найдешь! Красивую, да помоложе! — грустно вздыхала Катька.

— Ну… зарекаться не буду. Но… даже если и так, то неужто у меня и на тебя сил не хватит? — засмеялся Иван.

— Да? — обиженно протянула Катя, — А хватит ли?

А потом — повеселела:

— А может и правда — хватит, а?

У Ивана на языке вертелась похабная фраза, что, дескать, если не хватит — мы Степана к этому делу привлечем! Но так явно хамить женщине… Не, не надо такое!

В течении курса обучения в училище, курсанты, и Косов не был исключением, стали приобретать не только нужные стране знания и умения, но и… нужные курсантам в быту знания, и, ага — навыки! То есть — места незаметного проникновения на территорию училища, так же как — незаметного его покидания, были установлены и зафиксированы в памяти курсантской твердо! На первом курсе это — еще не так актуально, но близится второй курс, где это будет уже более необходимым.

Одним из таких мест был промежуток забора между котельной и конюшней. Через него Косов и прибыл в «альма-матер».

«Хорошее место! И из окон училища — не видно, ни с котельной, ни с конюшни! Плохо только то, что отцам-командирам оно тоже — наверняка известно!».

С целью оставить свое прибытие в тайне, Косов посидел сначала у забора снаружи, прислушиваясь и поглядывая по сторонам, потом — так же посидел и поглядел, но уже — внутри, в тени забора. Машин у хоздвора еще не было, а значит — со второго рейса картофелезаготовители еще не прибыли. Через некоторое время, изрядно продрогнув, прикинув что и к чему, Иван зашел в конюшню, где его уже давно знали и принимали за своего. Объяснил, что ему нужно дождаться машины из рейса, предложил помочь с обиходом коней, чем и был занят до того момента, как во дворе послышался гул двигателей.

— Ну что… как у вас дела? — спросил он у Амбарцумяна, — Никто не проверял? Продуктов-то — хватило?

Получив заверения в том, что все — в порядке, и не проверял никто, и продуктов хватило с лихвой, Косов помог с разгрузкой, и в полном умиротворении с собой и миром, отправился в казарму.

— Ну ты как? Все нормально, помирились? — спросил сердобольный сержант Ильичев.

— Все нормально, помирились! Но было сказано, что сержант Ильичев — мудак и скотина! Воспользовался беспомощным состоянием нетрезвой женщины и — ага!

— Ну уж… беспомощным… да уж! — хмыкнул Степан.

— Ты не отпирайся, развратник и прелюбодей! Боженька тебя за все, за все накажет! — продолжил насмехаться над приятелем Иван.

— Ты, Вань, того… Я хоть и комсомолец, но, знаешь… вот не надо так! Там оно… неизвестно еще как…, - невнятно пробормотал Ильичев, — Да и в родне у меня… не принято как-то вот так… неуважительно о Боге. Лучше уж… совсем помолчать!

— А где ж я — неуважительно? Тебе может послушалось что? — усмехнулся Косов.

— Ай, ладно тебе! Как ты говоришь — замяли тему! — предложил приятель.

— Кстати! — внезапно продолжил сержант, — Сдается мне, я тут нашел причину, по которой тебя тогда ротный вздрюкивал… А потом — и вся рота «летала»!

— Да? Интересно, и в чем же причина? — заинтересовался Иван.

— Да тут слушки такие ходят… Ну — может и сплетни, не буду утверждать… В общем, ротный наш, когда сюда перевелся, как говорят, «запал» на одного военврача, ага! Зачастил, говорят, в санчасть! Но и вроде бы… опять же — как говорят! — Степан поднял указательный палец, — Ни хрена у него не вышло! Получил — от ворот — поворот! Или как выражаются земляки нашего каптера — гарбуза ему вынесли! Вот так-то, дружище! Так что ты смотри… как бы тебе служба солона не пришлась.

Иван задумался.

«А ведь мелькала такая мысль тогда, сразу. Но… показалось, что как-то — мелко… Х-м-м… И ведь действительно — есть рычаги у ротного, чтобы мне небо с овчинку показалось! Вот же ж… Правильно говорят — «Кошка скребет на свой хребет!». И ты, похоже, Ваня, на свой — уже наскреб! Ну не говорить же ротному, как тогда Степану — ничего не было! Как-то это… стыдновато, как мужику.