голову в сторону оборотней, Реми навострил уши – простой человек не в силах разглядеть их меж кустов фатили с такого расстояния. И всё же она посмотрела точно в их сторону.

– Заметила, – не веря собственным глазам, заявил мальчик, но девочка припустила в горы. – Убежала.

– Ну и ладно. Всё равно какая-то костлявая, жрать нечего, – подытожил Кетал.

Ближе к вечеру, когда солнце клонилось к западным горам, но всё ещё освещало большую часть Аэфиса, оборотни подошли к маковому полю. Красные и розовые цветы устилали склон высокого холма, словно кровь стекала с вершины. Здесь росли тысячи цветов, миллионы, столько, сколько не счесть при всём желании. Свежие сочно голубоватые стебли изо всех сил старались удержать над собой пухлые маковые головки и бутоны. Ветерок, блуждающий по полю, носил красные брызги нежных лепестков, сдувая стойкий горьковатый запах.

Реми остановился на размытой границе кровавого океана, где среди маков пробивались голубые цветы цикория и фиолетовые бубенчики. Слабый запах мака не давил, но манил в объятия сна. Мальчик пошёл вглубь поляны, пальцами лаская яркие бутоны. Он заметил на вершине холма, наверно на самом краю поля маков, блеск и пошёл проверить что это. Сияние, словно с небес спустился ангел. Может это роса на лепестках и листьях? Капельки влаги, отражающие солнце? Но сверкало над цветами, словно блестело небо.

Волчок продирался через высокие стебли и переплетённые листья, приминая и ломая хрупкие цветы. Мальчик обернулся, каждый примятый цвет закрывали другие, смыкаясь плотным покрывалом на месте павшего. Реми никогда не видел, чтобы цветы росли так тесно.

Маковое поле казалось бесконечным, но мальчик не терял надежду и поднимался выше. Вдали замерцал силуэт. Реми подошёл ближе, и вскинул голову, пред ним предстала, выполненная из стекла, полупрозрачная фигура девушки. Она парила над маковым морем, её волосы подхватил в миг застывания ветер, в руке она сжимала длинный жезл, с острым навершием и резным, похожим на ключ, стержнем. Застывшая словно само воплощение лёгкости и свободы, девушка очаровывала. Стройный стан легко и уверенно выгибался, с груди за спину уходили стеклянные ленты, как и волосы, подхваченные ветром, полу прикрытые глаза смотрели гордо, а губы подёрнула лёгкая улыбка.

Отделка её наряда и прядь волос в чёлке выделялись матовым, белёсым стеклом. Голову девушки венчала корона, напоминающая гребень рогов.

Волчок обошёл девушку со всех сторон, забыв о примятых цветах. Он не разбирался в статуях, но эта истинный шедевр – ни одного лишнего изгиба, шва, пузырька воздуха – идеальное, чистое стекло. Девушка, как живая, застыла в полёте над маковым полем. Реми хотел бы подняться в воздух и рассмотреть её лицо, заглянуть в стеклянные глаза. Он не мог отвести взгляд и почувствовал опьяняющий дурман в голове.

Последние лучи, пробивающиеся меж гор, упали на статую. Девушка наполнилась светом, её фигуру окутал прекрасный сияющий ореол. Она словно вздохнула и наполнилась новыми красками. Мурашки пробежали по рукам и спине Реми от испытанного благоговейного трепета перед статуей неизвестной девушки.

С края поляны доносились радостные крики Кетала. Он смеялся как ребёнок, найдя новое развлечение.

Солнце неуклонно садилось, лучи гасли, потухал ореол света, окутавший статую. Она темнела изнутри, словно тьма проникала в её суть и распространяла влияние. Подул, слабый ветерок, принеся на своих крыльях холод ночи и красные капли лепестков, развеяв стойкий аромат цветов.

В сгущающихся сумерках лицо девушки выглядело надменным, жёстким, злым. Только присмотревшись, разглядев в темноте поднятые уголки губ, мальчик застыл, поняв, что статуя… ухмылялась.

Реми поразила такая резкая перемена. Днём девушка выглядела добрее, внушала благоговейный трепет, но, преобразившись в сумерках, стала жестокой и коварной.

Оборотень счёл за лучшее вернуться к стае, покинуть странное изваяние из стекла.

Реми подошёл вовремя, разбойники собрали со стеблей белое молочко, разожгли костерок и принялись собирать странный аппарат из котелка с мелионовым сбором, трубки, миски и шланга. Закрыв котёл куском дырявой парусины, Кетал воткнул в одну дырку шланг, а в другую трубку, сверху на неё поставил мисочку с маковым молоком и окрестил своё творение кальяном «в лучших традициях муараканцев».

Нечто подобное, но выполненное эстетически красиво, Реми наблюдал в гильдии воров, но ни тогда, ни сейчас не мог понять, для чего аппарат использовался. Кетал заверил, что понимать ничего и не требуется, положил сверху на маковое молоко уголёк из костра и попробовал. Гастел понукал вожака не торопиться и дать аппарату разогреться, сем то и дело затягиваясь через шланг.

В какой-то момент бывший наёмник сделал глубокий вдох, передал шланг следующему, а сам упал в цветы. Он смотрел в небо пустыми глазами с расширенными зрачками и улыбался.

Момент, когда Реми попробовал курить кальян, выпал из его памяти. Он помнил только, как в мутном мире делал, наверно, сотую затяжку и его растворило в маковом поле, как сахар в чае.

Он взял гитару, недавно добытую около Белого Клыка, а слова сами лились из него, непрекращающимся потоком. Мальчик удивился бы сам себе, но голова его отказывалась работать. Рифмы приходили на ум, словно он слышал эту песню когда-то в другой жизни, пальцы бегали по струнам, строчки складывались сами собой:

– Треснув, лопается вена – чёрная река.

По реке плывут деревья, злые облака.

Мы плывём среди деревьев, никого живого нет.

Только волны воют нам в ответ.

Корвет уходит в небеса.

Здесь так волшебно и прекрасно.

Во сне, но из другого сна.

Во сне, у сумасшедшей сказки.

Капитан кричит: «проклятье, тысяча чертей»

И зубами отрывает голову с плечей.

Голова упала в небо, небо в голову дало,

И пошло, пошло, пошло, пошло…

(Корвет уходит в небеса – Агата Кристи)

С неба посыпались сотни звёзд, завели хоровод вокруг мальчика, подпевая ему и смеясь, а затем небо рухнуло на голову Волчка. Что такое корвет? успел подумать он и уснул.

Как и предполагал Реми, стая надолго задержалась у макового поля, и только резко обрушившийся на бездомных оборотней летний ливень затушил дым в кальяне и в головах. Дождь лил два дня, то усиливаясь, гремя страшными грозами и сметая маковый цвет ураганными порывами ветра, то превращался в косую моросящую напасть, пробирающую унынием и сыростью. Небо низко нависло над путниками, что казалось, именно они не дают ему упасть ещё ниже, поддерживая своими головами. Облака спускались в долины, наполняя округу туманом, и продолжая топить оборотней водой.

Ветер нёс на крыльях мокрый холод, окончательно пробудив Реми от дурмана макового поля. Мокрые волосы облепили лицо, струйки воды стекали за шиворот, мальчик обратился волком и