— Виделись, — ответила Вероника. — Ну, давайте показывайте, что тут у вас, следопыты.

Мужчины переглянулись. Монтажер устроился за пультом, тронул клавиши магнитофона, повернувшись к девушке, сказал серьезно:

— Смотри внимательно.

На экране возникла статичная картинка.

Командующий операцией распекал Котова.

Леня нажал еще одну кнопку, и изображение ожило:

«…У нас имеются все основания полагать, что в помещении спрятано подслушивающее устройство, благодаря которому террористы получают полную информацию о всех решениях, принимаемых нашей стороной», — сообщил экранный Котов командующему.

Монтажер включил режим ускоренного поиска. Люди задвигались быстро, словно в мультфильме.

— Смотри внимательно, — еще раз предупредил Веронику Леня.

Изображение вновь пошло в режиме воспроизведения:

«Вот он, товарищ майор», — огромный медведеобразный оперативник шагнул к Котову и протянул микрофон.

— Обрати внимание на время, — сказал Миша.

— Уже обратила, — ответила Вероника. — Шестнадцать тридцать девять. И что?

Она уже почувствовала неладное. В груди мутной грязью колыхнулась тревога. Девушка вдруг поняла, что история еще не закончилась. Какое-то необычайно важное воспоминание возникло в ее голове, но пока туманное, расплывчатое, не оформившееся в ясную, четкую картинку.

Кадры с сумасшедшей быстротой сменяли друг друга. Люди двигались, словно заводные куклы. Бегали, размахивали руками, спорили, застывали на месте и снова бегали.

— Здесь, — вдруг сказал Миша.

Картинка опять пошла в нормальном, неускоренном режиме.

Командующий, изумленно приоткрыв рот, выслушивал доклад какого-то лейтенанта. Стоящий у карты Котов повернулся к приемнику. И сама Вероника тут же, у оцепления, растерянная, почти напуганная.

«Террористы пытались выйти через станцию „Кузнецкий мост“, — докладывал лейтенант, — но мы сумели их остановить согласно вашему приказу».

«Я не отдавал никаких приказов», — выдавил командующий.

«Как же… — растерялся лейтенант. — Ребята из „Грозы“ вышли первыми и сказали нам, что…»

«Я не отдавал никаких приказов! — взревел начальник штаба. — Вы упустили их!..»

Кадр остановился. Экран погас.

— А теперь отмотаем немного назад, — мрачно предложил Леня.

Видеомагнитофон заурчал, защелкал, загудел, и на мониторе вспыхнуло изображение — полковник-спецназовец, поворачивающийся к «штабному» столу и говорящий громко: «Отправьте туда „Грозу“, они ближе всех».

— Время, — сказал Леня.

— Семнадцать тридцать семь, — заметила Вероника.

— Вот именно, — кивнул тот.

— Микрофон уже был найден, но террористы продолжали получать информацию, — глядя на замершую в стоп-кадре картинку, медленно произнесла девушка. — Откуда?

— Второго микрофона в зале не было, — напомнил Миша. — Во всяком случае парни из ФСБ его не нашли. Вывод?

— А вывод прост, — буркнул Леня. — Им подсунули фальшивку. Липу чистейшей воды.

— Рано или поздно кто-нибудь заметил бы, что террористам удается уходить из-под огня слишком ловко. Додумались бы и до микрофона, а случайные находки всегда наводят на размышления, — сказала Вероника. — Боевики сделали ход первыми. Подсунули липовый микрофон в тот самый момент, когда все были слишком заняты предстоящим штурмом. У властей не оставалось времени на раздумья. Нашли — и ладно. Ура! Но найденный микрофон был липой. Настоящий лежал совсем в другом месте. Скорее всего в кармане у человека, который точно знал, что его не станут обыскивать.

— Командующий? — предположил Леня. — Этот умник вел дело так, словно играл за террористов, а не против них.

— Нет. Представители МВД не имеют доступа к архивам ФСБ.

— Тогда Котов. Его, кстати, подозревали с самого начала. Именно он взял досье Рыбы. Опять же имел возможность подчистить нужные файлы.

— Может быть. А может быть, и нет. Допустим, Хорь — Рощенков. Но что, если ему помогал еще кто-то? Например, Беклемешев. Рощенков подставил Котова с досье и стер информацию в банке данных ФСБ, а Беклемешев пронес в студию микрофон. Его точно не стали бы обыскивать. Он-то никак не попадал под характеристики Хоря.

— Логично, — согласился Миша. — Но ради чего? Капитан ведь не получал ни денег, ни камней.

— Ему могли заплатить и раньше, — предположила Вероника.

— Террористы не стали бы рисковать, — категорично возразил Леня. — А если бы он взял и отключил микрофон? Их перестреляли бы, как пить дать. Для Беклемешева это прямая выгода. И грудь в крестах, и свидетелей нет, и денег полный карман. Скорее уж его гонорар был где-то припрятан. Террористы могли сообщить капитану о месте закладки после того, как добрались до самолета.

— Марафонец! — вдруг воскликнула Вероника.

Воспоминание проявилось, став резким и абсолютно понятным. Память прорвалась, словно болезненный нарыв.

— Ты о чем? — удивленно вскинул брови Миша.

— В лагере Марафонец сказал мне, что бомбы собирались в столовой. Он не мог этого знать, если ушел сразу после ограбления склада. Понятно? Марафонец был одним из террористов!

— Тогда зачем они убили его? — не понял Леня.

— Его никто не убивал!

— Постой, — возразил Миша, — мы же видели, как его выбросили из самолета.

— Нет, мы видели, как кого-то выбросили из самолета. Но это не значит, что погибшим был Марафонец. Он водил нас за нос.

— М-да, — с ноткой разочарования протянул Миша. — А с виду такой интеллигентный, культурный юноша…

— Кончай хохмить, — сказал монтажер.

— И все-таки есть два абсолютно необъяснимых момента, — продолжала Вероника.

— Каких? — поинтересовался Леня.

— Первый: зачем террористам понадобилось подключать фугасы, если они все равно не собирались ничего взрывать? Им ведь совершенно не хотелось, чтобы произошел «большой бум». Более того, взрыв и самоубийство для них — слова-синонимы. Ради чего они рисковали?

— А второй? — спросил Леня.

— Зачем им понадобилось подбрасывать фальшивые камни? — Девушка вздохнула. — Об этих чертовых подделках я думаю постоянно. Что-то тут не так. Если Хорь летел с ними, зачем были нужны стразы?

— Может быть, они боялись, что власти, узнав про ограбление Алмазного фонда, не заплатят выкуп? — предположил Миша. — А что? Вполне может быть.

— Нет. Выкуп им заплатили бы в любом случае. По всему выходит, что подбрасывать фальшивки не имело абсолютно никакого смысла. Однако они это сделали. Значит, существовала необходимость.