Можно ли так сказать о людях? О Симоне Рибе, Хоконе Бюлле, или о тщедушном мужичонке, с выпученными глазами, в обоссанных штанах и со сломанной шеей висевшем на крюке под потолком?

Тюремному служащему Бредо Хольму, для друзей просто Спичке, было все равно. Он знал только, что сигнализация выла уже почти пять минут. Услышав шаги коллег в коридоре, он взял мужичонку за бедра и стал кричать. «Помогите! Помогите! Он не дышит!»

«Сегодня днем стало известно, что бывший статс-секретарь Рубен Андерсен найден мертвым в своей камере в тюрьме Осло, — сказал голос из телевизора. — Таким образом правительственный советник Хокон Бюлль остается один на скамье подсудимых за спланированное убийство премьер-министра Симона Рибе. Вчера его поместили в изолятор предварительного заключения на четыре недели с правом переписки и запретом на посещения. По полученным TV2 данным, расследуется также его отношение к ряду других убийств и смертельных случаев, в том числе убийству репортера Бенедикте Штольц. Кроме того, Бюлль обвиняется в нарушении параграфа 112 норвежской конституции, который касается Грубых нарушений самостоятельности и мира Норвегии. В отличие от убитого Рубена Андерсена, Бюлль отклоняет все выдвинутые ему обвинения.

Начальник управления Тронд Антон Неме убавил звук телевизора и повернулся к Фредрику.

— Я точно никак не смогу уговорить тебя остаться?

— Нет, — ответил Фредрик. — Точно.

— И ты уверен, что не хочешь маленького прощального застолья? Выпить по чашке кофе и съесть по кусочку торта с коллегами?

— Нет, к черту. Приберегите ваши добрые слова для тех, кому они нужнее.

— Ну ладно. Тогда я хочу поблагодарить тебя. И до встречи.

Плечо отдалось болью, когда они пожали друг другу руки, но скоро от раны останется всего лишь еще один шрам. Неме вышел, и Фредрик остался один в опенспейсе полиции. Он почти полностью убрал свой стол, и полная картонная коробка стояла наготове. Осталось только одеяло, изъятое полицией во время обыска его квартиры. Одеяльце Фрикка. Его распороли, и для всех это была всего лишь пожелтевшая грязная тряпка с вылезшим пухом. Но не для него. Фредрик поднес ее к носу. Но самое удивительное, что он больше не ощущал этого запаха. Запаха, который не уходил много лет. Который, казалось, никогда не исчезнет. Запах стыда. Запах вины.

Фредрик взял коробку подмышку и вышел. На ресепшене сдал удостоверение. Когда он уже собрался проходить через шлюз безопасности полиции, донесся громкий баритон.

— Фредрик! — Инспектор Косс решительным шагом спускался с лестницы.

— Себастиан. Тебя послал Неме? Мое решение окончательное.

— Знаешь, что мне никогда в тебе не нравилось? — сказал Косс, протягивая ему руку.

— У меня сложилось впечатление, что примерно всё, — ответил на рукопожатие Фредрик.

Косс отмахнулся.

— Ты недавно похвалился мне одним выражением. Бритва Оккама. Оно не выходило у меня из головы, и я решил проверить, что это. Самое простое объяснение, как правило, верное. А что, если я просто пришел попрощаться?

— Ну. Мне было бы очень приятно.

Они пожали друг другу руки.

— Передай привет Кафе и ее пацану. Скажи, что мы ждем ее обратно.

Фредрик улыбнулся. Кафе с сыном больше не нужно было прятаться. Скоро начнется суд против Хокона Бюлля, и история Номана будет обнародована. Мальчик начал ходить в школу, в группу для детей с особыми потребностями, и ему очень понравилось. Он расцвел, как сказал Кафе один из врачей. За Номаном все равно нужно было приглядывать, ведь одноглазый врач все еще на свободе, но теперь, после того, как все узнают о случившемся, Но-ману будет более безопасно. Тогда все будут за ним приглядывать. Как однажды пришло в голову Фредрику. Человеку нужен человек.

— И куда теперь направляешься?

— В Марокко. Полный бак, неполный кошелек. Мы вдвоем с Тересе.

— Свадебное путешествие?

— Это был бы перебор.

Тересе ждала в парке поблизости. Поцеловав Фредрика и погладив его по руке, она протянула ему собачий поводок.

— Как все прошло?

— Нормально.

— Надо поспешить. Кафа уже забрала Номана. Виктория заняла нам столик у окна, чтобы можно было следить за Гудини.

Фредрик посмотрел на скачущую у его ног собаку с ухоженной блестящей шерстью. Гудини виляла хвостом. Она немного прихрамывала на заднюю ногу, но от этого атрибута ей уже никогда не избавиться. Фредрик ведь тоже прихрамывал — так что они отлично подходили друг другу. Ему пришло в голову, что это напоминание о том, что наше прошлое всегда с нами. Оно сделало нас теми, кто мы есть.

Но кем мы станем, оно не решает.

Солнце сияло, на горизонте не было ни облачка. Но за пуленепробиваемым стеклом щебета птичек в верхушках деревьев на улице не было слышно. Премьер-министр Кари Лисе Ветре теребила в руках ткань новых штор, размышляя о том, стоял ли так же здесь ее предшественник. Рассматривал ли он замок за кронами деревьев в Дворцовом парке и чувствовал ли благоговение перед тем, что его ждет?

Негромко цокнув языком, Ветре отвернулась от окна. На буфете все еще стоял портрет Симона Рибе, между букетом весенних цветов и зажженной свечой. Кари Лисе словно опять почувствовала на себе его взгляд. Если бы она была здесь одна, она бы убрала фотографию.

Вместо этого только что назначенный глава государства медленно обошла стол для встреч с посетителями. Остановила взгляд на убранстве люстр на потолке. Оно состояло из бесчисленного количества маленьких лампочек, соединенных вместе как ветви кустарника. Что это символизирует? Что страна, который ей теперь предстоит руководить, была скоплением светлых голов, хороших идей и творческих сил? Или же бастионом сил, где каждый служил лишь собственным интересам? Наверное, так это видел Рибе. Словно запутанный клубок, который не может распутать никто, кроме него самого.

Подойдя к кофе-машине, Ветре налила чашку, затем еще одну.

— С молоком или с сахаром? — спросила она.

— Нет, спасибо, — сказала женщина, прислонившаяся к стене по другую сторону стола. — Лучше всего черный.

Кари Лисе Ветре повернулась. Кудрявые темно-рыжие волосы женщины лежали поверх воротника короткого пиджака, юбка обтягивала бедра. Красные губы, глаза цвета морской волны. Они пожали друг другу руки, и Ветре ощутила слабый аромат ванили с корицей.

Жестом Ветре пригласила ее сесть. Подвинув одну из чашек женщине, она поднесла вторую себе к носу.

— Итак? — сказала она, вдыхая сильный аромат. — Пора нам встретиться лицом к лицу. Как мне вас называть? Кит? Или Сесилия?