Болезнь протекала медленно, именно так, как описывал ее Годунову Иоганн Эйлоф. Тело царя покрылось гниющими язвами, распухло, ломота в костях усилилась. Иван Грозный не мог передвигаться самостоятельно, и его носили на носилках. 16 марта царь потерял сознание. Лекари, в том числе и Иоганн Эйлоф, не отходили от государя ни на минуту.

Прошла тяжелая ночь. Все ожидали страшного конца, но утром 17 марта царь пришел в себя. Боли поутихли.

Он поднялся с постели и тут же вызвал к себе Богдана Бельского.

Тот прибыл тут же.

– Господи, государь, слава Богу, ты вроде пошел на поправку. А мы-то испугались!..

– Странная хворь свалила меня, Богдан. Лекарства готовил Эйлоф?

– Он, государь. Передавал лично мне, я приносил тебе.

– Еще кто-нибудь имел доступ к лекарствам?

– Нет. К лекарю приставлена надежная стража, за ним смотрят и другие доктора. Уж не думаешь ли ты, что тебя хотели отравить? – с испугом спросил Бельский.

Иван Васильевич попытался улыбнуться, и это далось ему с трудом.

– Похоже, Богдан Яковлевич, что не только хотели, но и отравили. Как сына Ивана. Ведь он тоже внезапно заболел и лежал десять дней. Вот только его с детства не поили слабым ядом. Поэтому сын умер, а я выжил.

– Приказать арестовать лекаря да отправить в пыточную избу? Там он во всем признается.

– И в том, чего не делал. Не надо, Богдан. Давай о делах. Грамоту старцам Кирилло-Белозерского монастыря отправили?

– Да, государь, как только дьяк с твоих слов в начале болезни составил, так тут же снарядили гонцов и послали в северную обитель. Они уже должны быть в монастыре.

– Ну и хорошо. Значит, молятся за избавления царя от смертной болезни.

Бельский удивленно посмотрел на государя.

– Почему ты называешь хворь смертной? Ведь на поправку пошел!

– Ладно, Богдан. Передай в Можайск, что приму польское посольство двадцатого числа после обедни.

– Слушаюсь, государь!

– А сегодня пусть князь Мстиславский соберет думу.

– Господи, Иван Васильевич, до нее ли тебе сейчас?

– Поговорим недолго. Сил у меня хватит. А не смогу, бояре сами проведут заседание и примут нужные решения. А на завтра, Богдан, наладь-ка мне баню. Она исцеляет лучше любого лекаря. Глядишь, и язвы зарубцуются.

– Слушаюсь, государь. Усилить наблюдение за Эйлофом? Я могу приставить к нему отдельного стражника.

– А он разве поймет, коли лекарь задумает яд приготовить?

– Но хоть доложит о его странном поведении.

– Все это бесполезно, Богдан. Ступай и делай то, что тебе велено.

В полдень 18 мая 1584 года царь приказал доставить духовное завещание, чтобы внести в него поправки. Он работал над ним около двух часов. В это время Бельский принес ему лекарство. Богдан Яковлевич не знал, что дает государю отраву. Эйлоф сумел подсыпать яд так, что этого не заметил никто, даже отдельный стражник, все же приставленный к нему.

Иван Васильевич принял лекарство, а потом более четырех часов пробыл в бане. Теплые ванны способствовали частичному выводу вредных веществ через поры кожи, и государь почувствовал облегчение.

Он пожелал играть в шахматы, популярные при его дворе, и повелел позвать дворянина Родиона Биркина, большого мастера этого дела. В опочивальне собралось много вельмож, среди них, естественно Борис Годунов. Иван Васильевич стал расставлять фигуры, но пальцы плохо слушались.

Царь вдруг повалился навзничь. В опочивальне поднялась невообразимая суматоха. Кто-то побежал за водой, кто-то за лекарем, кто-то за царским духовником.

Первым явился Иоганн Эйлоф. Он, конечно же, пытался привести государя в чувство, но никак не мог этого сделать.

Желая посмотреть, как умирает царь, Годунов не удержался, склонился над ним и услышал:

– Это ты, подлый убийца. Погоди, и тебе недолго осталось жить.

Годунов отпрянул от постели Ивана, его пробила дрожь.

Эйлоф взглянул на него.

– Что с тобой, боярин?

– Ты слышал, лекарь? – проговорил побледневший Годунов.

– Что?

– Последние слова царя!

– Так он же в беспамятстве и вот-вот умрет!

– Ты хочешь сказать, что мне все пригрезилось?

– Тебе лучше уйти отсюда.

Годунов ринулся из опочивальни. Бояре смотрели на него с сожалением, считая, что от горя у ближайшего советника царя случилось помутнение рассудка.

Иоганн Эйлоф выпрямился и заявил:

– Царь умер!

Эти страшные слова прозвучали громом среди ясного неба.

Потом в опочивальне наступила гробовая тишина. Ближние бояре находились в шоке. Бельскому стало плохо, и его увел Эйлоф, искавший причину покинуть место, где он совершил убийство.

Вскоре весть о кончине государя облетела город, и у Кремля стал собираться народ. Богдан Бельский, пришедший в себя, объявил людям о смерти их любимца. Толпа начала волноваться.

Тем временем в опочивальню царя прибежал Феодосий Вятка, духовник Ивана Грозного. Он совершил посмертный обряд пострижения, назвал государя, отошедшего в мир иной, иноком Ионой.

Когда стрельцы заняли оборону, Годунов спросил Бельского:

– Видишь, что творится?

– То ли еще будет.

– На престол должен вступить царевич Федор, но не следует забывать и о Дмитрии, его младшем брате. Враждебные нам бояре наверняка попытаются воспользоваться этим и поднять мятеж. А народу только повод дай, разнесет все.

– К чему ты мне это говоришь, Борис?

– К тому, что надо лишить враждебных бояр возможности использовать Дмитрия в своих целях. В завещании царь наделил Марию и ее сына Дмитрия уделом в Угличе. Вот и надо срочно отправить туда всех Нагих. Заодно не мешало бы выслать из Москвы и некоторых особо опасных бояр.

– Но я по тому же завещанию назначен воспитателем Дмитрия.

– И что? На Москве волнения, смута. Ты решаешь обезопасить царевича, всю его родню и близких к ним людей. На время, пока не прекратится смута, рассылаешь их в уделы, где спокойно. Благое дело делаешь. Не забывай, что царь вверил тебе на попечение не только Дмитрия, но и Федора, прямого наследника. Так что ты обязан защищать интересы обоих сыновей государя. Меня он в опекунский совет не включил. Решать придется тебе, Богдан. Помни, что при Федоре ты не только сохранишь свое нынешнее положение, но и возвысишься, если мы и далее будем дружны.

– Ладно. – Бельский кивнул. – С Нагими мы разберемся, но выводить ратных людей на улицы Москвы я не стану. Ты предлагаешь столкнуть в междоусобице воинов и горожан. А вдруг они объединятся да пойдут на Кремль? Нет, упаси Господь от такого!