— Эй! Я же сказал: его не трогать…

Похитители заталкивают Настю в машину, машина срывается с места и стремительно уезжает.

Руслан остается лежащим на земле…

Конверт был из Чечни, с чеченским почтовым штемпелем, но без обратного адреса, а буквы в словах «Бочкаревой А.П., Долгие Крики, Тверская обл.» были вырезаны из газеты и неровно наклеены на конверт.

— А где твой Роман? — спросила Алена, оглядывая горницу, в которой снова было чисто и убрано, как до цыганского нашествия.

Но мать уклонилась от прямого ответа. Глядя на двухлетнего Артема, который играл на полу с кошкой, она сказала:

— Нет, Алена, ты на цыган не думай. Наоборот, его племяш защищал Настю, мальчика чуть не убили. И вообще, это не из-за них, а из-за тебя.

— Меня? — удивилась Алена. — В каком смысле?

— А ты почитай! — Мать кивнула на конверт.

Алена открыла конверт, достала его содержимое — газету «Знамя труда» и листок с наклеенным на него текстом. В газете была фотография Алены и огромная статья «ТВЕРСКАЯ ПРИНЦЕССА ПОКОРИЛА МОНАКО».

— Вишь, чего про тебя написали, — сказала мать. — Что ты из грязи в князи, стала «Мисс Тверь» и бросила родину, во Франции живешь, как принцесса, и замужем за мильонером.

По ее интонации нетрудно было понять, что мать это осуждает не меньше газеты «Знамя труда».

Алена отложила газету и прочла текст, наклеенный на лист бумаги вырезанными из газет буквами. Он был кратким и простым:

ПРИНЦЕСА! ХОЧЕШ ВИДЕТ СЕСТРУ ЖИВОЙ, ГОТОВЬ ПЯТСОТ ТЫСЯЧ БАКСОВ

— Ты в милицию заявила? — спросила Алена.

— Заявила.

— И что?

— А то! Руками развели, говорят: сейчас таких заложников сотни. И не у таких, как я, детей крадут, а у серьезных людей — банкиров, иностранцев. Так что нам самим нужно ее вытаскивать.

— Самим? Как это — самим?

— Ален, ты чего, с луны свалилась? Или забыла во Франции? У нас теперь каждый за себя, и милиция — то же самое.

— Но как мы можем сами ее вытаскивать?

— Знамо как. Отдать деньги.

— Ма, ты соображаешь?! Откуда у нас такие деньги?

— У нас-то нету. У тебя…

Алена изумилась:

— У меня?! Откуда?

Мать подняла сына на руки, обиженно надула губы:

— Ну как же! В газете написано откуда.

— Мама, ты с ума сошла! Ты что — газетам веришь?

— Я глазам своим верю, Алена, — сказала мать. — И ты на себя посмотри. Ты раньше разве такая была? Идем, Артемка, чего с них, нынешних, брать? Чеченам за родную сестру и гроша не дадут…

Мать ушла с Артемом в другую комнату, Алена в оторопи осталась за кухонным столом с письмом-требованием и статьей «ТВЕРСКАЯ ПРИНЦЕССА ПОКОРИЛА МОНАКО». С газетной страницы на нее смотрела Алена — прежняя, лихая и отвязная девчонка, какой она была на конкурсе «Мисс Тверь». Алене даже не нужно было зеркало, чтобы понять, насколько та Алена отличалась от нее сегодняшней — взрослой, хваткой и знающей цену себе и другим.

Достав из сумочки «Мальборо» и зажигалку, она закурила и, прищурившись, как Красавчик, поглядела в окно.

Руслан, Настин ухажер, лежал в сельской больнице, в убогой общей палате.

— Ты кто?.. Ты кто?.. — тупо, как невменяемый, спрашивал он у Романа, который согбенно сидел у его койки. — Ты кто?..

— Я тебе говорил: я Роман, твой дядя.

— А я кто?.. Я кто?..

Алена, вспомнив своих соседей в психушке, вышла из палаты, остановила проходящего мимо врача.

— Доктор, этот мальчик — он долго так будет?

Врач пожал плечами:

— Кто знает? У него серьезная травма, амнезия.

Из больницы она отправилась в райцентр, в районную милицию.

— Заложница? — сказал ей там лейтенант. — Это — в область. Мы этим не занимаемся…

Но в Твери, в управлении областной милиции, дежурный капитан только разозлился:

— Блин! Эти чечены уже и сюда достали! Кто вам сказал, что мы ими занимаемся?

— В райотделе.

— Много они знают, в райотделе! Если ее заложницей увезли, как мы ее будем доставать? Что я за ней — в Чечню поеду?

— А кто?

Капитан, удивленный такой постановкой вопроса, посмотрел Алене в глаза. Но Алена ответила ему прямым требовательным взглядом, и он слегка стушевался:

— Не знаю. В Москву поезжайте. Москва Чечню заварила, Москва пусть расхлебывает.

Алена, повернувшись, вышла из дежурки, а капитан возмутился:

— Совсем обнаглели!

Алена, однако, решила идти до конца. Но в Москве у ворот Министерства внутренних дел на Октябрьской площади ее дальше проходной не пустили, дежурный по бюро пропусков сказал:

— Заложники — это не сюда, это в РУБОП.

— А тут что?

— А тут министерство.

— А РУБОП — это что?

— А РУБОП, девушка, — это Управление по борьбе с организованной преступностью. Улица Шаболовка, 6.

Но и на Шаболовке ее отфутболили:

— Нет, вам не сюда. По заложникам у нас два управления, оба на Садовой-Спасской, 1/2. Это у Военторга, в бывших казармах царского полка…

С трудом, но она нашла и этот адрес. В огромных конюшнях Екатерины Второй, переделанных затем под казармы лейб-гвардейского императорского полка, шел новый ремонт и перестройка под самые крутые управления спецопераций МВД и РУБОПа. По случаю этого ремонта все стены тут были в известке, по коридорам гуляли сквозняки, а в спальных залах гвардейцев его императорского величества не было ни мебели, ни перегородок для будущих кабинетов.

Алена и майор Дугин — 33-летний круглолицый и бритый наголо здоровяк в камуфляже — шли по широкому и пустому коридору мимо ведер с известкой, банок со шпаклевкой, щеток и стремянок. Дугин на ходу говорил:

— Сейчас это стало эпидемией, чеченцы сделали из этого бизнес. В Грозном есть даже рынок заложников, там их продают как рабов. Кому нужен молодой рабочий, покупает нашего пленного солдата. Или просто обмениваются заложниками, за которых можно получить выкуп. Сюда проходите…

Он завел Алену в большую и почти пустую комнату с огромными окнами во двор. На окнах не было ни штор, ни занавесок, пол был в пятнах, стены не побелены. Единственной мебелью тут были обшарпанный письменный стол сороковых годов и два раскладных металлических стула. На столе — телефон, электроплитка с чайником и банка с растворимым кофе. На стене за столом — карта РФ с флажками.