Как представляется, главным образом наказания наступали именно за первую группу нарушений. В отдельных случаях, когда исповедники иконопочитания сами являлись к царю, чтобы убедить того отказаться от иконоборчества, страдали и они, но такие эпизоды были очень редки. Этим и объясняется тот факт, что, несмотря на военные поражения царя, в другой ситуации приведшие иных императоров к потере трона, невзирая на последовательную политику выдавливания иконопочитания из византийского общества, Феофил сохранил авторитет и влияние даже среди той части аристократии (в основном армянской), которая уже повернулась лицом к VII Вселенскому Собору[634].

Вернемся тем не менее к хронологии событий. В 831 г. последовал политический памфлет, быстро разошедшийся по рукам, в котором предсказывалась скорая смерть императора Феофила. Ни для кого не было секретом, что такие «публикации» всегда являлись одним из признаков скорого заговора. Было проведено расследование, в сети которого попал митрополит Сардский св. Евфимий. Поскольку он принадлежал к иконопочитателям, былая индифферентность царя быстро испарилась[635]. В 832 г. император Феофил издал царский указ о запрете святых икон, а Иоанн Грамматик, используя свои возможности, начал деятельно закрывать монастыри и отправлять в ссылку и тюрьмы неугодных монахов[636].

В 833 г. по предложению Грамматика был созван Собор во Влахернской церкви, на котором присутствовавшие епископы произнесли анафемы в адрес иконопочитателей. После этого царь издал указ, согласно которому все монахи, жившие в населенных пунктах и городах, должны немедленно удалиться в пустынные местности и предоставить свои помещения для государственных целей. Монахам вообще было запрещено появляться в мирских обществах под угрозой тяжелого наказания.

В принципе такая мера была вызвана реальными причинами, в первую очередь тем, что многие иноки беззастенчиво нарушали монашеский устав, лишь по имени числясь в монастырских обителях, но в действительности ведя вполне мирской образ жизни. Но, конечно, император в данном случае наверняка преследовал своей целью не только восстановление благочестия среди монашества, но и установление условий, препятствующих пропаганде иконопочитания со стороны иноков[637].

Конечно, такие меры не могли не охладить отношений между Константинополем и Римом. На Западе в течение второго иконоборческого периода Римские папы Пасхалий I (817–824) и Григорий IV (827–844) продолжали защищать и распространять иконы. В 835 г. Григорий IV постановил, чтобы празднование всех святых, установленное папой Григорием III, праздновалось 1 ноября, и притом всем христианским миром. Примечательно, что преследования иконоборцев вызвали на Западе, не только в Риме, но и в других странах, как, например, во Франции, широкое почитание святых и их мощей. Именно в эпоху иконоборчества мощи многих святых были перевезены во Францию: например, св. Вита в 751 г., св. Севастиана в 826 г., св. Елены в 840 г.

Вместе с тем, как ни странно, иконоборческая политика Феофила способствовала политическому сближению Византийской и Западной Римской империй, где, как мы знаем, VII Вселенский Собор вызывал отрицательные эмоции. В 825 г. король Людовик Благочестивый созвал в Париже Собор франкских епископов, которые недвусмысленно осудили Римского папу Адриана I за поддержку иконопочитателей (!), поскольку, по их мнению, тем самым утверждалось «суеверное почитание икон».

Последующие события также не лишены интереса. Далекие от доктрины «папской непогрешимости», франкские архиереи заявили, что «заблуждение защищается там, где оно должно быть осуждено» — новый прямой выпад в сторону Римского епископа. В своей формулировке оправдания иконоборчества франки отметили, что святые изображения возникли будто бы от Симона Волхва и Эпикура. Поклонение, заявили они, подобает одному только Богу, а не сделанным руками предметам. Полагая свою позицию «срединной» между иконоборчеством и иконофильством, франки подтвердили старый тезис своих богословов, что иконы нужны только как напоминание о Христе и святых, а для невежд — для научения. В таком виде они, делали вывод франкские архиереи, не вредят вере, поскольку за каждым остается право выбора — приобщаться к иконам либо нет.

Невольно возникала комбинация — сорвать иконопочитание путем совместного и одновременного давления на Римского понтифика как со стороны Западного императора, так и Византийского царя. Конечно, этот замысел не был столь прямолинеен в сознании Людовика Благочестивого, но все же король направил в Константинополь к императору Феофилу епископа Галитгарда и аббата Ансфрида с предложением объединить свои усилия против «заблуждений» Рима. Однако по каким-то причинам эта инициатива франков не получила реализации, и результат деятельности западного посольства неизвестен[638]. Можно предположить, что, как и ранее, византийцы не без брезгливости отнеслись к столь дикому и поверхностному пониманию самой проблемы иконопочитания, какую демонстрировали франки.

При довольно благоразумной политике укрепления иконоборчества Феофил, как человек молодой и горячий, отличавшийся твердым характером, не терпел только одного — открытого неповиновения своей воле, в известной степени справедливо полагая, что любой закон помазанника Божьего должен безусловно исполняться всеми византийцами. Сохранилась история о тех наказаниях, которым подвергли по велению царя св. Михаила Синкелла, до этого уже прошедшего тюрьмы и ссылку за отказ отвергнуть святые иконы.

В 834 г. царь приказал доставить к нему в столицу св. Михаила, чтобы самому определить степень его вины. Надо сказать, изложение «преступления» св. Михаила со стороны сановников-иконоборцев касалось, как и следовало ожидать, не столько догматической стороны вопроса, сколько политической. Они разъяснили императору, что св. Михаил вместе с тремя монахами во времена царствия Льва V Армянина был направлен из Рима папой, чтобы смущать истинных христиан. Ни на какие уговоры они не идут и продолжают исповедовать «поврежденное» учение. Феофил заинтересовался и вызвал всех четырех святых к себе на суд.

Когда их привели во дворец, император поинтересовался, почему они пребывают в тюрьме, и услышал простой и честный ответ: «За Христа!» Не увидев в действиях монахов особой крамолы, царь приказал отправить их обратно в Иерусалим, но тут вмешались вельможи, подтолкнувшие императора к более жестокому наказанию. Согласно новому приказу, на лицах святых должны были начертать стихи, свидетельствующие об их «еретичестве». Так сказать, как наглядный и отрезвляющий пример для остальных «бунтовщиков», идущих наперекор царской воле.