пробурчал Курт, разглядывая себя в зеркало. — Мне есть надо быть там, где вчера…

— Встреча, что ли, какая? — вытряхивая на сковороду яйца, поинтересовался Вашко.

— Так точно! — ответил Курт, позаимствовав фразу из обихода вчерашних солдат. — Мой напарник есть ждать меня на старом месте.

— Какой напарник? — заинтересовался Вашко.

Второй шофер… Мы в дальний поездка ходим вдвоем…

— А чего ж он тебя бросил?

Э-э-э… — покрутил Курт в воздухе растопыренной пятерней. — Старый знакомства. Амурный дела…

Тебе идти нельзя, — сразу охладил его пыл Ваш-ко. — Куда с такой физиономией. Сразу же загребут в вытрезвиловку.

— Что есть «вытрезвиловка»?

— Дом, где лечат пьяниц.

— Который пьют много шнапс и поют «Подмосковный вечера»?

— Ну, положим, поют они про «шумел камыш», но сути дела это не меняет. Придется тебе, камрад, сидеть здесь в квартире, а уж я твоего друга найду…

— Ты его есть не узнать…

— Как опишешь. Портрет дашь?

— У меня нет портрет. Фотографии нет.

— На словах, на словах…

— Нет, это никак не есть возможность…

— А если грузины все еще там? — искоса посмотрел на водителя Вашко. — А у меня машина — раз, и там, раз, и обратно…

— Нет, мы едем будем вместе. Я не буду выходить из машины, а ты подзовешь его внутрь. Так хорошо?

— Так хорошо! Садись лопать яичницу… Прости, бекона сегодня не завезли…

И они сели за стол.

ГЛАВА 24. ДАЧНЫЙ ПОСЕЛОК ВБЛИЗИ СТАНЦИИ ГРИВНО. МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ

Остановив машину примерно в ста метрах от начала переулка, именуемого Дачным, Липнявичус закрыл дверь «москвича» и дальше пошел пешком. Дом Скоробогатовой он увидел издали. А напротив него в тени раскидистого куста сирени сидел старик.

— Добрый день, дедушка! — приветствовал его Иозас.

— Здорово живешь, молодец, — окинул его подозрительным взглядом старик.

— Скажи, а не знаешь ли ты случайно, не продается ли здесь вблизи какой дом?

Дед пристально с испугом посмотрел на незнакомца и отодвинулся на край скамьи.

Чего замолчал? поинтересовался Липнявичус.

Дед неспешно раскурил папиросу.

— С Прибалтики, что ли? — выпалил он с дрожью в голосе.

С нее… — опешил Липнявичус. — А откуда знаешь? Акцент, что ли?

— У тебя как раз акцента нет… — недовольно пробурчал дед. — А ну-ка, мил человек, покажь паспорт…

Липнявичус полез в карман и извлек документ, распахнув на странице с фамилией, подсунул его под нос старику.

— Лип-ня-ви-чус, — по складам прочел тот трудную для него фамилию. — Литовец, что ли?

— Точно так…

— Квартиру ищешь? Видать, здорово вас там прищучило, что даже литовцы в Москву бечь надумали…

— Да нет, дедушка, я давно живу в Москве, а сейчас дачу на лето ищу. Надо, понимаешь, детей выгулять…

— А-а-а… — неопределенно произнес дед. — А ты вот энту напротив проверь… В самый раз подойдет!

— А кто там живет?

— Баба. Одинокая… К ей как раз вчерась один наезжал… Тож из Прибалтики. Может, и не сдала еще…

— Низенький такой, коренастый? — решил навести ориентиры Иозас. — С лысинкой?

— А сам с ней разбирайся… Низенький, высокенький — не мое дело. Навроде тебя — пронырливый…

И Липнявичус пошел к воротам дачи Скоробогатовой.

ГЛАВА 25. ЗАПАДНЫЙ РАЙОН МОСКВЫ

Стиву показалось, что на площадке, где распределялась гуманитарная помощь, сегодня творится что-то необычное. За ночь прибыло сразу несколько машин из Германии, и вокруг них крутились таможенники, сотрудники милиции и военные. Количество штатских за оградой резко уменьшилось. Не было уже и того, что так важно расхаживал взад и вперед с напыщенным видом, не суетился у его ног, словно собачонка, молодой в кожане. И самое печальное — он не мог разглядеть «мерседеса» с гамбургскими номерами.

Он прохаживался некоторое весьма непродолжительное время вдоль одной стороны улицы, а потом, чтобы не привлекать к своей персоне пристального внимания, уходил и огибал квартал. Потом минут через десять возвращался, проходил по другой стороне улицы.

«Кажется, что-то произошло непредвиденное, озадаченно думал Стив. — Он не мог, не имел права уезжать без меня… И менять точку без согласования — тоже… Неужто проснулся КГБ или как там теперь по-новому именуют эту конкурирующую фирму?

Отойдя от площадки на приличное расстояние, он выбрал уединенный телефон-автомат, зажатый киоском «союзпечати» и коммерческим ларьком с гонкконгов-скими джинсами и неизвестного происхождения банками с пивом, и набрал номер телефона Майи. Он отчего-то молчал. Это еще больше удивляло — тем более что они договорились сегодня созвониться примерно в это время. Ни дочь, ни зять к телефону не подходили тоже… Он уже собрался положить трубку, как гудки прекратились, — на том конце провода ответили.

— Слушаю вас… — раздался такой знакомый голос — это, конечно, была Скоробогатова.

— Майка, привет, это я…

— Вы ошиблись номером, — прозвучал бесстрастный ответ.

— Да это же я… Сергей!

Я сказала, молодой человек, вы ошиблись номером…

Стив бросил трубку на рычаг — он, кажется, понял, что произошло, и это его не удивляло, ему просто было очень жаль Майку и еще немножко себя: он так и не сказал ей вчера у подъезда всего того, что хотелось, думал, будет время, а вышло иначе….

У телефона толокся пожилой мужчина в мятой шляпе и сером плаще. Стив собрался обогнуть его и на всякий случай покинуть окрестности площадки для встречи гуманитарной помощи, но толстяк плотно взял его за рукав:

— Стив? Не могли бы вы пройти со мной к машине? — железные ладони больно сжали локоть и, казалось, готовы были обхватить все тело разом.

Эпстайн не испугался, но ему было чертовски обидно — он не рассчитывал, что его миссия кончится столь печально и быстро. Ну конечно, конечно, Скоробогатову уже взяли чекисты — именно по этой причине она говорила столь странно и упорно не узнавала его. Подключив свою аппаратуру, кагэбэшники моментально вычислили номер телефона-автомата, и вот он — оперок из второго главка, полковник ли, подполковник, а может, засидевшийся на должности капитан…

Что вы от меня хотите? — на всякий случай спросил Стив.

Пройдите,’ пожалуйста, к машине… И без глупостей!

— Не понимаю, в чем, собственно, дело? Кто вы такой? — тарабанил машинально Стив. — Вот мои документы, — он принялся извлекать поддельный советский «гербастый» паспорт, на котором даже его фотография была сделана на плохонькой советской фотобумаге и приклеена стандартным клеем, именуемым в России «пва».

Сергей Иванович Болдырев? — прочел Вашко и несколько ослабил хватку, бросая взгляд через спину Стива, туда, где стояла его машина, — сквозь стекло Курт делал ему отчаянные жесты.

— А ну, Сергей Иванович, — схватил его Вашко в объятия и поволок к машине. — Двигай вперед…

Сквозь тоненький «Болдырева» свитерок Вашко ощутил такие накачанные мыщцы, что подумал: если