— Ты боишься «вождя всех варитов»?

— Да. Фридрих, став регентом, принялся набирать армию, и вербовщики сгоняли добычу в Эйнрехт, в самую зелень. Если судить по церковникам Левия, заразу подхватит не меньше четверти солдат, с Талигом же воевать хотят все, иначе зачем бы они надевали мундиры. Это не те гвардейцы, которых я дважды бил, это почти гаунау, и их теперь больше, чем было до того, как Готфрид распустил часть полков. Марге, чтобы избежать участи Неистового, придется пустить эту ораву в дело. Если самозваный «вождь всех варитов» получит отпор от Штарквиндов и Зильбершванфлоссе, он схватится с ними, если вариты в самом деле объединятся, я вижу для Марге один путь: отомстить за Хексберг и захватить Марагону, положив при этом как можно больше очумевших союзников. В худшем для нас случае дриксы заявятся месяца через два с половиной…

— Что ж… — Мать так и смотрела поверх цветов, почти юная в свете луны, и Ли понял — он пойдет на все, но второй раз до нее не доберутся! — Что ж, будем ждать Уилера, а пока попробуем объяснить Рудольфу то, что понял маркграф.

— Мама, сейчас главное вправить мозги даже не Рудольфу — Бруно.

400 год К. С. 4-й день Осенних Скал

1

Мэллит приснился пояс невесты, зеленый, украшенный жемчугом четырех цветов. С привычной обреченностью девушка подняла руки, позволяя старшей сестре приложить его к своей талии, и сестра возблагодарила луну — концы не сходились!

Не веря, но желая поверить, Мэллит с поясом в руках бросилась к зеркалу и замерла, потому что голову отражения обвивали толстые светлые косы.

— Барышня… Барышня… вы ж разбудить просили. Девушка вздрогнула и села в постели. Светало, ночь, уходя, забрала родной дом, зеркало, пояс… Гоганни поднесла руку к голове — волосы были все так же коротки.

— Барышня, все готово, только вас и ждем.

— Спасибо… Анни.

Хороший сон ведет за собой хороший день, а увидеть себя красивой — вернуть потерянные ценности, но Мэллит не теряла ничего, кроме сердца. Только потерять, бросить, сжечь лучше, чем обменять на шестнадцать чужих смертей… Девушка отбросила сшитое из множества лоскутков одеяло и торопливо оделась, готовясь встать к жаровне. Сегодня завтрак приготовит она, и только она! Роскошная не чувствует «Миг Цыпленка», когда птицу надо отнять у огня. В здешних краях этого не чувствует никто.

Натертые с вечера специями и солью куры покорились дочери Жаймиоля, даже отец отца, и тот не отыскал бы больше трех и одного недостатка, а ведь обычно он находил не менее дюжины. Когда нареченный Куртом отказался от хлеба, не желая перебивать вкус, Мэллит шепотом возблагодарила луну.

— Теперь я знаю, чем кормят в Рассвете, — сказал муж роскошной, когда блюдо опустело. — Дорогая, прости… То, что мы кушали позавчера, было чудесно, но это — колдовство!

— Мелхен прячет от меня свой секрет, — улыбнулась нареченная Юлианой, но Мэллит не хотела, чтобы так шутили.

— Я все показала и назвала все травы, но курицу нужно вовремя разлучить с огнем, и для этого есть только миг. Мгновенье назад будет рано, мгновенье вперед — опоздаешь… Перво… Я сказала не то?

— Ты сказала, как хороший артиллерист! — Названный Куртом не насмешничал! — Научиться наводить орудие мало, нужно чуять мгновенье, только тогда попадешь, куда решил. Юлиана, радость моя, а не проверить ли нам Мелхен в стрельбе? Наша дочка должна жарить не только кур, но и гусей.

— Я умею… — начала Мэллит и вспомнила, что здесь гусями называют врагов. — Но это другие гуси…

— Дриксенских гусей Курт жарит всю жизнь, и ему это нравится. Ведь нравится?

— Да, милая, но… Ты выглядишь утомленной, может быть, ляжешь?

— Вот-вот! Я буду лежать, как колода, а ты завтра уйдешь до зимы, и это еще будет хорошо! Конечно, если ты возьмешь нас с Мелхен с собой, я перед дорогой отдохну…

— Дорогая, ты же понимаешь, что это невозможно… — Ответ был мягок, как свежий хлеб, и тверд, как мраморный стол для разделки мяса. Роскошная же, хоть и просила всем сердцем, не верила, что отгонит разлуку и отведет прощанье.

— Тогда и говорить не о чем. — Руки жены обвили плечи мужа. — Я от тебя сегодня ни на шаг.

— Милая, это неразумно, утомительно и неинтересно. Мне нужно проверить готовность обоза, в первую очередь, конечно, артиллерийского, но и остальное упускать не следует. Командующий ополчением — человек старательный, он даже повоевал немного, однако водить такие обозы в дальние походы ему не приходилось, как и коменданту лагеря. Пушки все же не масло и не сыр… Я обязан присмотреть. Давай ты полежишь, а я к обеду вернусь.

— Тебя поймает Ульрих-Бертольд, а мараги найдут еще одну «герцогиню»…

— «Графиню», милая, «графиню». У этой мортиры очень бурное прошлое, и она в самом деле будет полезна при осаде Мариенбурга, я уже все продумал. Ты только представь…

— И не подумаю! — Нареченная Юлианой поцеловала супруга и разняла руки. — Не волнуйся, наша девочка за мной и своим будущим братиком присмотрит… Мелхен, ты ведь позаботишься о нас с… Курт, ты уезжаешь, а мы так и не решили с именем!

— Потому что будет Юлиана. Мелхен, ты позаботишься о сестричке и… «Роскошной»?

— Да, — пообещала Мэллит, хоть и не хотела выходить к марагам, ведь с ними надо было говорить так, чтобы никого не удивить. Это утомляло до головной боли, а сегодняшний день у девушки к тому же был лунным.

— Курт, подожди… Мы очень быстро, только сменим Мелхен ленту. Ты ведь нас подождешь?

— Да, родная.

— Мелхен, — шепнула роскошная по дороге в супружескую спальню, — я не верила, что Курт согласится, но так хотелось, так хотелось…

— Но ведь нареченный Куртом воин!

— Он — лучший артиллерист Талига… А ведь мараги думают, что ты наша дочь, Курту это так нравится… Ага, вот эта лента, я же помню, что я ее все-таки купила… Но тебе надо побольше гулять и пить молока, пока мы здесь, и воды, когда мы приедем домой. Сила наших мужчин и красота наших женщин в горной воде…

Мэллит смотрела на ленту — зеленая и широкая, на концах она была расшита жемчугом.

2

Ощетинившийся алебардами строй ближе и ближе. Полсотни шагов, и, если не отвернуть, в конскую грудь вонзятся широкие отточенные наконечники. Ну, это если держащие их вояки не разбегутся, хотя… Надо отдать должное марагской пехоте, духа ей не занимать, а в этот раз они еще и смогли развернуться навстречу атакующей кавалерии, почти не нарушив рядов, и даже вовремя.

— Всё! — За неимением горниста Чарльз пальнул из пистолета, и драгуны, повинуясь сигналу, принялись заворачивать коней, чуть-чуть не доскакав до бравых сыроваров. Кавалерийская атака, пятая за утро, завершилась, начиналось нечто куда более страшное, по крайней мере для ополченцев.