Ее слова лишили меня дара речи. Восьмая госпожа же, прикрыв рот ладонью, тихо засмеялась, после чего добавила:

– Если эликсир бессмертия действительно существует, я бы хотела выпить его, чтобы узнать, как наш нынешний император Юнчжэн объяснит все свои поступки в будущем. Нас наверняка опишут как коварных и лицемерных злодеев, которые изо всех сил мешали его стремлению всем сердцем служить Поднебесной и которых он был вынужден сурово наказать.

Мы надолго замолчали.

– Изъяны самоцвета не могут затмить его блеск, – наконец медленно проговорила я. – Да, император Тайцзун совершил ошибку, однако при нем началась эра Чжэньгуань, время мира и процветания. То же самое можно сказать и об императорах, что правили после него. Но это вовсе не то, что занимает твои мысли. Так зачем же заставлять десятого принца так долго сидеть в Чжанцзякоу?

Восьмая госпожа тут же перестала улыбаться.

– Если ему можно постоянно прощупывать нас, то почему мы не можем прощупать его и попытаться понять, что он собирается сделать с нами? Если бы он правда хотел посадить нас под замок до конца наших дней, давно бы мог издать высочайший указ и радоваться своей победе. К чему эта игра в кошки-мышки? Если бы не равнодушие восьмого господина, я бы давно сошла с ума. Ты не знаешь, что это за мучение – изо дня в день жить под лезвием ножа, осознавая, что рано или поздно оно опустится на тебя, и изо дня в день задаваться вопросом, когда же это произойдет. Раньше я еще боялась, а сейчас понимаю, что если бы оно поскорее опустилось, то я бы почувствовала невероятное облегчение.

Кошки-мышки? Жизнь под лезвием ножа? В голове была каша. Немного помолчав, я поинтересовалась:

– Если сегодня ты пришла не затем, чтобы попросить меня замолвить словечко за десятого господина, то зачем тогда?

– Я узнала от девятого господина кое-что весьма любопытное, – хихикнула она, глядя на меня.

Душу пронзила боль. Интересно, что почувствовал девятый, узнав о гибели Юйтань? Пожалел ли он ее хоть немного?

– Его Величество так ненавидит нас не только из-за многолетней борьбы за трон, – продолжала восьмая госпожа. – Еще одна важная причина состоит в том, что в свое время восьмой господин, желая нанести ему поражение, сделал так, что тринадцатый оказался в заключении, а также заставил его самого быть много лет крайне осторожным. Однако ты, столь проницательная, никогда не задумывалась, почему вдруг восьмой господин ни с того ни с сего пошел против человека, кто тогда еще был его другом? Если все это было лишь из-за трона, то почему он не заострял свое внимание на борьбе, например, с третьим принцем, который вел себя так же сдержанно?

Мне стало неуютно. Неужели она думает, что восьмой стал противостоять четвертому из-за сердечных дел? Внимательно взглянув ей в лицо, я решила, что непохоже на то. Кроме того, ту партию невозможно было разыграть всего за два-три года, а нас с четвертым тогда еще ничего не связывало.

– Почему же? – без интереса спросила я.

– Это забавная причина, – улыбнулась восьмая госпожа. – И смех в том, что, по словам девятого господина, тогда кто-то постоянно повторял восьмому господину о необходимости остерегаться четвертого принца, а также дал ему некий список имен. Господин не особенно верил этому, но на всякий случай решил воспользоваться тем, что ему говорили. Таким образом, похоже, что Его Величество возненавидел совсем не того, и вину за то, что тринадцатый принц провел в заключении десять горьких лет, нельзя свалить на одного лишь восьмого господина. Главный виновник – совсем другой человек.

Мое сердце словно рухнуло с огромной высоты. Я почувствовала себя так, словно шла по равнине и моя нога внезапно не нашла опоры. Упав, теперь я летела в бездонную пропасть, в черную бездну, у которой не было дна. Задрожав всем телом, я пошатнулась. Поддержав меня, восьмая госпожа с улыбкой сказала:

– Как думаешь, узнав об этом, Его Величество будет опечален или разгневан?

Я оттолкнула ее и припала к стволу стоящего поблизости дерева. Встав рядом, восьмая госпожа добавила:

– Ты попала во дворец из резиденции восьмого бэйлэ и много лет пользовалась его милостью. Он бы хотел, чтобы ты прекратила всякие отношения с нами, но разве это так просто? Ах да! Девятый господин велел передать тебе следующие слова: «Половину всех горестей, что выпадут на нашу долю, заберете себе вы».

С этими словами она повернулась и, словно забыв обо мне, как ни в чем не бывало зашагала прочь.

Ко мне подбежала Цяохуэй. Увидев, в каком я состоянии, она немедленно схватила меня в охапку и, готовая заплакать, испуганно спросила:

– Барышня, почему вы такая бледная? Что у вас болит? Мы немедленно идем к лекарю.

Я покачала головой, знаком велев ей отвести меня домой.

Когда мы оказались у моей комнаты, у меня не осталось сил даже перешагнуть низенький порог – я споткнулась и едва не рухнула. Цяохуэй, сама мертвенно-бледная, изо всех сил стискивала меня в объятиях. Она дотащила меня до постели и, уложив, напоила чаем, после чего спросила:

– Барышня, я пошлю кого-нибудь за лекарем, хорошо?

Я с закрытыми глазами покачала головой. Внутренности будто были объяты огнем, отчаяние и стыд наполняли все мое существо, сдавливая грудь так, что я почти задыхалась. Всегда так волновалась о том, каким будет конец восьмого принца, но даже предположить не могла, что своими руками приближу его. Если бы не мои поступки, он бы, возможно, и не стал идти против четвертого принца и все было бы совсем иначе. Я сама подвергла тринадцатого господина многолетним страданиям. А Люйу? Если бы не я, тринадцатого принца не заключили бы под стражу и они с ней не были бы вместе, а значит, она бы до конца своих дней безмолвно наблюдала за ним издалека и ей не пришлось бы бросаться в речные воды, оказавшись в безвыходном положении. Что я в действительности делала все эти годы?

– Что вам такого сказала восьмая госпожа? – со слезами спросила Цяохуэй. – Если вам тяжело, поплачьте, не пугайте Цяохуэй! Я все же схожу за лекарем.

– Цяохуэй, умоляю, дай отдохнуть, – сказала я. – Придворный лекарь не сможет увидеть мой недуг.

Цяохуэй заставила себя сдержать слезы и присела на постель рядом со мной.

Когда в комнате стало темно, пришла Мэйсян и спросила, что подавать на ужин. Цяохуэй зажгла лампу и взмолилась:

– Барышня, прошу, поешьте!

Она повторила это несколько раз, но, видя, что я молчу и лежу не двигаясь, вдруг упала на колени у постели и принялась что есть мочи биться головой об пол, слезно моля:

– Барышня, умоляю! В свое время госпожа тоже лежала вот так, без движения, молчала и ничего не ела. Барышня, ни одно самое серьезное дело не может быть важнее ребенка. Цяохуэй умоляет вас!

Видя, что происходит что-то нехорошее, Мэйсян поскорее убежала. Заставив себя сесть на постели, я сказала:

– Цяохуэй, дело не в том, что я не хочу есть. Я просто не могу. Давай сделаем так: пусть накроют на стол, и я постараюсь.