Вприпрыжку примчавшись в комнату, Чэнхуань сбросила туфли и тут же запрыгнула на кан.

– Добрая гэгэ, будьте поспокойнее! – закричала Цяохуэй. – Сейчас все мои лоскутки перемешаются!

Чэнхуань, радостно улыбаясь, прижалась ко мне и спросила:

– Шьете одежду для братика?

Я с улыбкой кивнула.

Девочка снова взглянула на разноцветные лоскуты в руках Цяохуэй и, заинтересовавшись, захотела подобраться ближе и посмотреть, но я удержала ее:

– Посиди спокойно, я хочу кое о чем тебя спросить.

Затем я окликнула Цяохуэй и выразительно взглянула на нее. Девушка торопливо положила ножницы, слезла с кана и вышла наружу, замерев у занавеси.

– Кто посоветовал тебе выбрать мелодию, что ты играла пару дней назад?

Чэнхуань склонила голову набок и с недоумением ответила:

– Да я сама ее выбрала!

– Врать тебя научила я, – заметила я, ткнув ее пальцем в лоб. – И ты еще будешь пытаться меня одурачить?

– Я просто хотела посмотреть, удастся ли мне обмануть тетушку, – засмеялась Чэнхуань. – Если смогу обдурить тетю, значит, смогу обдурить кого угодно!

Я улыбнулась:

– Однако не забывай самые важные слова, что я сказала тебе: лишь те, кто в обычное время не лжет, смогут в нужное время сочинить величайшую ложь и заставить всех в нее поверить. Если же ты будешь часто врать и притворяться, верить тебе не будет никто. Пока что из-за твоего малого возраста окружающие считают тебя всего лишь наивным ребенком. Кроме того, я просила тебя подурачиться, чтобы развеселить императрицу и супруг, а не обманывать других.

– Знаю, – хихикнула Чэнхуань. – Я вру очень редко.

– Ну так и кто посоветовал тебе? – спросила я снова.

– Одна из девушек, что прислуживают мне, Жуйэр. Она сказала, что мне нельзя говорить об этом никому, кроме тетушки, иначе ее ждет смерть.

Я нахмурилась.

– И почему ты позволяешь служанке помыкать тобой? Неужели я впустую тратила слова, говоря тебе столько здравых вещей?

– Жуйэр поклялась, что эта мелодия тебе очень понравится, тетушка, – оправдывалась Чэнхуань, – и ты не станешь винить меня.

– Что еще она сказала?

– Сказала, что если ты, тетушка, будешь спрашивать, то я должна ответить тебе так: «Нужно лишь захотеть расстаться – и двойная семерка поможет».

Похоже, я понемногу начинала понимать, почему Иньчжэнь был так строг с евнухами и придворными дамами. Даже после нескольких зачисток, кончившихся смертельными казнями, возле Чэнхуань еще осталась их шпионка. Для Иньчжэня они представляли потенциальную опасность, и без применения крайних мер было бы действительно тяжело держать этих людей в страхе. Императорский дворец всегда был жестоким и страшным местом, а когда в нем начиналась борьба за власть, и вовсе тонул в крови. Так происходило во времена любых династий, а не только в эпоху правления Иньчжэня. Однако стоило мне вспомнить Юйтань, как сердце вновь начало разрываться от горя. Неважно, в какой ситуации, – разумом я могу понять все, но как только дело касается близких мне людей, я уже не могу просто смириться.

Выйдя из долгой задумчивости, я строго сказала Чэнхуань:

– Запомни: ничего этого не было, не было!

Девочка серьезно кивнула.

– Найди какой-нибудь проступок, из-за которого Жуйэр можно будет выгнать, – добавила я, немного подумав, – наказать и отправить заниматься тяжелой работой. Мести двор, стирать белье – все сгодится.

– Почему? – спросила Чэнхуань. – Она мне нравится.

– Именно потому, что она тебе нравится, ты должна так поступить, – ответила я. – Если она не будет ни для кого полезна, то сумеет тихо и мирно дожить до того времени, когда сможет покинуть дворец.

Чэнхуань кивнула, хотя по ней было видно, что она ничего не поняла.

Прошло немало времени, прежде чем я достаточно успокоилась и громко позвала Цяохуэй. Вернувшись, она вновь села за свои лоскутки. Чэнхуань же отыскала еще одни ножницы и, сев рядом, тоже принялась резать одежду вдоль и поперек, мешая Цяохуэй. Та хоть и сердилась, но не могла удержаться от смеха и в конце концов поспешила спрятать все вырезанные ей лоскутки. Еще не порезанные вещи Цяохуэй собрала в кучу и прижала к себе, не давая Чэнхуань добраться до них. Улыбаясь, я наблюдала за тем, как они шумят, отнимая друг у друга тряпки, и осторожно поглаживала свой живот, с которым на первый взгляд пока не произошло видимых изменений. В глубине души я уже ждала рождения чудесной девочки, мечтая, что в будущем мы с ней станем так же весело и шумно проводить свои дни.

– Барышня! – вдруг раздался из-за занавеси голос Гао Уюна.

Цяохуэй немедленно соскочила с кана и встала рядом.

– Войди, – сказала я, сев прямо.

Войдя, Гао Уюн сперва поприветствовал Чэнхуань, затем меня, после чего почтительно протянул мне какой-то список и произнес:

– Его Величество велел передать это барышне.

– И что это? – равнодушно поинтересовалась я.

– Ваш покорный слуга не знает, – ответил евнух.

Я хмуро взглянула на него, даже не собираясь двигаться с места. Тогда Цяохуэй подошла, взяла у него список и впихнула мне в руку. Бросив на нее благодарный взгляд, Гао Уюн попрощался со мной и Чэнхуань, после чего удалился. Цяохуэй скинула с ног туфли и залезла обратно на кан, проговорив:

– Неважно, что там, – сначала нужно прочесть, а потом судить. К тому же, вне зависимости от того, насколько сильно он любит вас, он все же император. Барышня, ну как вы можете позорить Его Величество перед лицом его слуги?

Я немного помолчала, а затем сказала, иронизируя над собой:

– Ты права, я действительно полагаюсь на его любовь ко мне.

С этими словами я развернула листок и начала было читать, но очень быстро кинула его на стол.

– Что такое? – спросила Цяохуэй.

– Его Величество набросал список возможных титулов и предлагает мне выбрать, – бесцветным голосом объяснила я.

Помолчав, Цяохуэй начала:

– Барышня, это дело нельзя откладывать…

Я прервала ее, обратившись к Чэнхуань:

– Раз тебе так нравится шить, я обязательно найду кого-нибудь, кто будет учить тебя рукоделию.

Но Чэнхуань, которая, опустив голову, как раз сшивала вместе два лоскутка, покачала головой:

– Ну уж нет. Шить для развлечения – это одно, а превращать развлечение в нудные уроки – совсем другое.

Цяохуэй долго стояла рядом, желая что-то сказать, но, видя, что я говорю только с Чэнхуань, с тихим вздохом взяла иголку и вернулась к шитью.