Потом они вместе выкупались в чистой теплой озерной воде, а когда лежали на отмели и маленькие волны лениво плескались вокруг, приплыли стаи серебряной рыбешки размером с палец и стали пощипывать их обнаженную кожу. Танит рассмеялась: щекотно.

Потом они полежали на солнце, обсыхая. Хай взглянул на стоявшую над ним Танит. Ее влажные волосы тяжелыми черными прядями ложились на плечи, позолоченные солнцем, и на грудь. На ресницах дрожали капли воды. Она гордо выдержала его взгляд, обхватив груди ладонями.

– Я изменилась, угодный Баалу? – спросила она насмешливо.

Хай улыбнулся и покачал головой.

– Смотри внимательней, – предложила она.

Ему показалось, что груди у нее стали полнее, заострились и на них появились мраморные прожилки сосудов.

– Ну? – спросила Танит и провела руками по животу.

– Ты толстеешь, – выговорил ей Хай. – Слишком мно–го ешь.

Танит покачала головой.

– То, что здесь, угодный Баалу, пришло совсем не через рот.

Смех замер на губах у Хая. Он уставился на Танит.

Хай лежал в темноте и никак не мог опомниться от потрясения. Казалось немыслимым, что его семя, которое он сеял столь беззаботно, проросло.

«Разве жриц Астарты не учат тайно предотвращать такие происшествия? Это событие могло сравниться с землетрясением, бурей или поражением в битве. Придется что-то предпринять, что-то решительное».

Хай вспомнил о грязных старых ведьмах, живущих около гавани: улаживать такие неприятности их ремесло. Но он сразу отбросил эту мысль.

– Нет. – Он произнес это вслух и прислушался к дыханию Танит, надеясь, что не разбудил ее. И опять принялся соображать. Может, обойдется без таких жертв. Может быть, устроить еще одно освящение храма в дальнем уголке царства, и там, вдали от любопытных глаз и болтливых языков, Танит выносит его сына? Подыскать приемную мать будет несложно. Он найдет верного человека. В его легионе много ветеранов, раненных в битвах. Теперь они ведут простую крестьянскую жизнь в одном из поместий Хая. Ради него эти люди солгут, украдут и убьют. У них плодовитые жены, чьи огромные груди полны и прокормят лишнее дитя.

Они с сыном смогут часто видеться. Хай уже представлял себе это счастье и смех, представлял себе сына: вот он брыкается и гукает на солнышке, мягкий, толстенький, сытый.

Хай осторожно просунул руку под покрывало, легко коснулся обнаженного живота Танит и начал ощупывать его.

– Нащупать еще нельзя, – прошептала Танит и повернулась, чтобы обнять его. – Я не делала того, чему учат жриц. Я поступила плохо? Ты сердишься на меня, мой господин?

– Нет, – ответил Хай. – Я очень доволен.

– Я так и думала, – довольно усмехнулась Танит, прижалась к нему и сонно добавила: – Ну, когда привыкла.

Их разбудил стук и шум, и Хай, еще не проснувшись, соскочил с постели и схватил топор. Как только смятение улеглось и рабы убедились, что стучит, вызывая их, воин из царской охраны, Хай отложил топор и зажег второй светильник.

– Высокородный. – Один из рабов постучал в дверь его спальни.

– Что там?

– Царский стражник. Великий Лев не может уснуть. Он просит тебя взять лиру и навестить его.

Хай сел на краю ложа и негромко, но зло выругался, расчесывая пальцами бороду, протирая сонные глаза.

– Ты слышал, достопочтенный?

– Слышал, – прорычал Хай.

– Великий Лев говорит, что не примет отказа. Он приказал ждать, пока ты оденешься, и проводить тебя во дворец.

Хай встал и потянулся к одежде, но рука его застыла. Он увидел, что Танит смотрит на него. Глаза ее в свете лампы были огромными, волосы взъерошены спросонок – она походила на ребенка. Хай поднял покрывало и скользнул к ней.

– Скажи царю, что я поранил палец, у меня болит горло, моя лира разбита – и я пьян, – крикнул он и обнял Танит.

Шейх Хасан ополоснул пальцы в серебряной чаше и вытер их шелковым платком.

– Он хочет поразить нас своей силой, – прошептал его младший брат Омар.

Хасан оглянулся на него. Его брат – известный франт. Борода у него промыта, надушена и расчесана до блеска, одежда из тончайшего шелка, а туфли и пояс тяжелы от вышивки золотыми и серебряными нитями. На пальце рубин величиной с сустав пальца мужчины. Глаза затуманены – рядом на подушке кальян. Да, франт и, по всей вероятности, любитель мальчиков, но обладающий острым умом и проницательностью. Хасан часто следовал его советам.

Они сидели в тени раскидистого древнего сикамора. Одномачтовое суденышко дау, на котором они приплыли на встречу, стояло у берега, покрытого белоснежным песком, чуть ниже по течению большой реки, и со своего места на острове они хорошо видели за быстрыми водами северный берег.

Там в мелких лужах лежало стадо водяных коров. Большие серые тела, похожие на речные булыжники; на них беззаботно восседали белые цапли.

Вдоль северного берега тянулась узкая полоса темно-зеленой растительности, сразу за ней начинались голые коричневые холмы. Вся местность там выглядела сожженной и пустынной. Холмы мрачные, с круглыми вершинами. Почва покрыта редкой чахлой травой, высохшие мертвые деревья протягивают к небу изогнутые ветви; эти деревья давно убиты засухой.

Однако на глазах у шейхов картина изменилась. По холмам пробежала темная тень, будто грозовое облако закрыло солнце.

– Да, – сказал Омар. – Мы посмотрим – и, возможно, наш слух откроется для его слов.

Хасан выпустил в пыль струю ярко-красной слюны и вытер бороду, глядя, как оживают голые холмы, как ширится темная тень. Никогда прежде не видел он столь огромного людского сборища. Отряды двигались стройными рядами, пока не покрыли все холмы. Хасан нервничал, но лицо его оставалось бесстрастным, глаза серьезными, и только длинные смуглые пальцы, поглаживавшие рукоять кинжала, выдавали беспокойство. Ничего подобного он не ожидал. Он прибыл обсудить условия торговли и взаимные территориальные претензии с новым черным повелителем, внезапно появившимся в этой загадочной и малоизвестной земле за рекой. Вместо этого он увидел величайшую армию, какую знала история человечества. Командовал ли сам Александр таким множеством?

Омар затянулся, задержал дым и выпустил его тонкой струйкой через ноздри.

– Он хочет произвести на нас впечатление, – повторил он, и Хасан резко ответил:

– Если таково его намерение, он преуспел. Я потрясен.

Из-за горизонта мощными стройными колоннами возникали все новые отряды. Они разворачивались и занимали свои места в общем построении, как будто ими руководил единый мозг – так отзываются на неслышные сигналы косяки рыб или караваны перелетных птиц. Казалось, это не собрание отдельных людей, а единый организм, невероятно огромный, состоящий из разрозненных частей, но работающий на редкость слаженно. В полуденном зное долины Хасан, вздрагивая, смотрел.