Хай остановил лодку и облокотился на шест. Они молча смотрели на корабль. Потом Ланнон произнес:

– Мир нашел нас, Хай. – Голос его звучал устало. – Окликни их.

Лампа, подвешенная на цепи в каюте на корме, озаряла их лица неестественным светом, выделяя щеки и носы, но глаза оставляя в тени. Они собрались вокруг стола и мрачно слушали вестника с севера. Хотя вестник был молод и, по-видимому, успел прослужить не больше года, но его высокое происхождение сказывалось, и докладывал он уверенно.

Он описывал волнения, наблюдавшиеся у северных границ в последние несколько недель: небольшие инциденты, замеченные перемещения масс людей в отдалении, дым и огни больших биваков. Шпионы доносили о странных происшествиях, о новом боге с когтями льва, который поведет племена в земли, богатые травой и водой. Разведчики сообщили: на реке появилось много дравских кораблей, всюду какие-то передвижения, встречи неизвестно кого неизвестно с кем.

Отсюда – ощущение беспокойства, давления на границу; напряжение растет, происходит что-то необычное. Вдали собираются грозовые тучи, виден блеск молний. Что-то чувствуется, но не осознается, знамения загадочны.

Ланнон слушал спокойно, чуть нахмурившись, подперев подбородок кулаком; глаза его оставались в тени.

– Мой командир просил передать, что боится, как бы не решили, будто он все придумал и поддался воображению.

– Нет. – Ланнон отбросил просьбу юноши отнестись к донесению серьезно. – Я хорошо знаю старого Мармона. Он не примет земляного червя за змею.

– Есть еще кое-что, – юноша положил на стол кожаную сумку. Развязал ее и достал несколько металлических предметов.

– Один из речных дозоров перехватил отряд дикарей, пытавшихся переправиться ночью. У них у всех было это.

Ланнон взял тяжелый наконечник копья и с любопытством осмотрел. Форма и техника изготовления не оставляли сомнений, и Ланнон взглянул на Хая.

– Ну? – И укрепился в своем мнении, когда Хай ответил:

– Дравские. Несомненно.

– У варваров?

– Возможно, взяты у убитых дравов или украдены.

– Может быть. – Ланнон кивнул. Он долго молчал, потом посмотрел на молодого воина. – Молодец.

Парень вспыхнул от удовольствия.

Ланнон повернулся к Хаббакуку Лалу.

– Можешь доставить нас за ночь в Опет?

Капитан улыбнулся и кивнул.

Ланнон и Хай стояли на корме и смотрели, как их остров исчезает в темноте. Галера шла быстро, оставляя сверкающий в свете луны след.

– Когда-то еще мы вернемся сюда, Хай, – негромко сказал Ланнон, и Хай рядом с ним беспокойно пошевелился, но ничего не ответил. – Я чувствую, что оставляю что-то. Что-то ценное, чего у меня никогда больше не будет, – продолжал Ланнон. – А ты чувствуешь это, Хай?

– Может, это наша молодость, Ланнон? Что если в эти последние дни она кончилась?

Они молчали, раскачиваясь вместе с галерой под мерное движение весел. Когда остров исчез, Ланнон заговорил снова.

– Я посылаю тебя на границу, Хай. Будь моими глазами и ушами, старый друг.

* * *

– Это ненадолго, сердце мое, – извинялся Хай, хотя Танит, поглощенная изящным поеданием лилового винограда, ничего не сказала. – Я вернусь, прежде чем ты поймешь, что я уходил.

Танит поморщилась, будто ей попалась кислая виноградина, и Хай с досадой поглядел ей в лицо. Оно было спокойным, милым и неуступчивым, как лицо самой богини.

Хай изучил все настроения Танит, каждое выражение и наклон головы, выдававшие их. Он с восхищением следил за ее превращением из ребенка в зрелую женщину – так из почки распускается цветок, он изучал ее с терпением и преданностью любви, но не знал, как рассеять такое настроение.

Танит кончиком языка облизала пальцы и с интересом принялась разглядывать свою руку, поворачивая ее и подставляя под свет.

– Царь больше никому не может доверить это поручение. Речь о деле величайшей важности, – продолжил Хай.

– Конечно, – прошептала Танит, по-прежнему осматривая руку. – А еще никто другой не может с ним рыбачить.

– Послушай, Танит, – попробовал втолковать ей Хай, – мы с Ланноном друзья с детства. Прежде мы с ним часто бывали на островах. Это как паломничество в нашу юность.

– А я в это время сижу с набитым тобой животом, одна.

– Но ведь всего пять дней.

– Всего пять дней! – передразнила Танит, и щеки ее вспыхнули, показывая, что настроение ее меняется от льда к пламени. – Клянусь моей любовью к богине, я тебя не понимаю! Ты заявляешь, что любишь меня, но стоит Ланнону поманить, и ты бежишь к нему, взвизгивая, как щенок, и подставляя живот, чтобы он мог почесать его.

– Танит! – Хай улыбнулся. – Ты ревнуешь!

– Ревную! – закричала Танит и схватила чашу с фруктами. – Я тебе покажу ревность! – Она швырнула чашу и, пока та летела, стала искать новый снаряд.

Старая Айна, дремавшая на солнце в глубине террасы, проснулась и присоединилась к Хаю в его бегстве от этой бури. Они нашли убежище за углом стены. Оттуда Хай провел осторожную разведку поля битвы и обнаружил, что оно пустынно, но где-то в доме плачет Танит.

– Где она? – спросила Айна.

– В доме, – ответил Хай, вычесывая фрукты из бороды и стряхивая брызги вина с одежды.

– Что она делает?

– Плачет.

– Иди к ней, – приказала Айна.

– А если она снова набросится на меня? – опасливо спросил Хай.

– Отшлепай ее, – ответила Айна. – А потом поцелуй. – И она улыбнулась беззубой, но понимающей улыбкой.

– Прости меня, божественный, – прошептала Танит, и ее слезы, мокрые и теплые, оросили шею Хая. – Я вела себя по-детски, я знаю, но каждая минута, проведенная без тебя, для меня потеряна.

Хай обнимал ее, гладил по голове, успокаивая, и его сердце разрывалось от любви. Он сам готов был заплакать.

– А мне нельзя отправиться с тобой? – сделала она последнюю попытку. – Пожалуйста, угодный Баалу. Прошу тебя, любовь моя.

Хай ответил с сожалением, но твердо:

– Нет. Я буду передвигаться быстро, а ты уже на третьем месяце.

Танит наконец сдалась. Села на ложе и вытерла глаза. Ее улыбающиеся губы лишь чуть кривились, когда она попросила:

– Расскажи мне еще раз, что ты готовишь к рождению нашего ребенка.

Она сидела рядом с ним, теплая и мягкая, лампа освещала белизну ее живота и новую тяжесть грудей. Танит внимательно слушала, кивала, улыбалась и хлопала в ладоши, когда Хай объяснял, как это будет: приемная мать, прохладный и здоровый воздух холмов, поместье в Зенге. Он рассказывал, каким здоровым и сильным вырастет их ребенок и как они будут навещать его там.