– Его? – игриво переспросила Танит. – Не его, а ее, мой господин!

– Нет, его! – поправил Хай, и они рассмеялись. Но в смехе Танит звучала печаль. Ничего этого не будет. Она не видела их будущего, не могла уловить обещания счастья, не слышала смеха своего ребенка, не чувствовала его тепла.

На мгновение темная завеса времени разошлась, и она увидела грядущее – людей и события, которые привели ее в ужас.

Она прижалась к Хаю, слушая его голос – он давал ей спокойствие и силу – и наконец негромко спросила:

– Если я принесу лиру, ты споешь для меня?

И он пел песню о Танит, но в ней были новые строки. Всякий раз когда он пел ее, в ней появлялось что-то новое.

Мармон был наместником Северного царства и начальником легиона и крепости, охранявших северную границу.

Он был старым другом Хая, и хоть старше его на тридцать лет, но считал себя его учеником. Мармон увлекался военной историей, и Хай помогал ему писать историю третьей войны с Римом. Это был высокий костлявый человек с роскошной седой гривой, которой очень гордился. Волосы он мыл очищающими отварами трав и аккуратно расчесывал. Кожа у него была гладкая, как у девушки, и туго обтягивала выступающие кости внушительного черепа, но лихорадка придавала ей и белкам глаз желтоватый оттенок.

Он был одним из наиболее доверенных военачальников империи. В течение двух дней они с Хаем обсуждали ситуацию на северной границе, рассматривая глиняный макет территории, и Мармон показывал Хаю, где происходят тревожащие его события. Худые руки наместника касались отдельных предметов на макете, проводили линии, обозначали спорные или беспокойные районы, а Хай слушал и задавал вопросы.

На исходе второго дня они поужинали на стене крепости, где было прохладнее. Рабыня натерла их тела ароматным маслом, чтобы отпугнуть насекомых, и Мармон собственноручно наполнил вином чашу Хая, но сам пить не стал: лихорадка уязвляет печень, и для него вино теперь яд.

Хай поблагодарил Баала за свою невосприимчивость к этой болезни, свирепствовавшей в болотистых местах и вдоль рек. Хая занимала мысль: «Почему лихорадка одних убивает, других делает калеками, а третьих не трогает? Почему она встречается только в низинах, а не на возвышенных местах?» Ему хотелось обязательно найти ответ на эти вопросы.

Но Мармон снова заговорил, и Хай отвлекся от своих мыслей, возвращаясь к более насущным проблемам.

– Я создаю шпионскую сеть, которой можно доверять, – говорил Мармон. – В племенах есть люди, которые исправно доносят мне.

– Я хотел бы встретиться с ними, – вмешался Хай.

– Я предпочел бы избежать этого, – начал Мармон, но заметил выражение лица Хая и без запинки продолжил: – Один из них должен появиться со дня на день. Это мой наиболее надежный источник. Его зовут Сторч, он венди и бывший раб. Через него я связываюсь с другими шпионами за рекой.

– Я поговорю с ним, – сказал Хай, и беседа свернула в иное русло. Мармон спрашивал у Хая совета относительно своей рукописи. Они проговорили как старые друзья дотемна, рабы уже зажгли факелы. Наконец Мармон почтительно спросил:

– Мой господин, ко мне обратились с просьбой командиры. Некоторые из них никогда не слышали твоего пения, а те, что слышали, хотели бы послушать вновь. Они назойливы, высокородный, но, может, ты им уступишь?

– Пошли в мои покои за лирой. – Хай покорно пожал плечами, и один из молодых военачальников подошел с лирой в руках.

– Мы уже принесли ее, угодный Баалу.

Хай пел песни легиона, песни пиров и походов, непристойные песни и песни о славе. Командиры молча стояли на стене вокруг Хая, а внизу во дворе простые солдаты собрались с поднятыми лицами, готовые подхватить припев.

Было уже поздно, когда через толпу протиснулся его помощник и негромко заговорил с Мармоном. Тот кивнул, отпустил помощника, а потом прошептал Хаю:

– Угодный Баалу, человек, о котором я говорил, пришел.

Хай отложил лиру.

– Где он?

– В моем доме.

– Пошли к нему, – предложил Хай.

Сторч оказался высоким, гибким и грациозным, как большинство венди, гладкую бархатистую кожу на плечах уродовали рубцы, оставленные хлыстом.

Перехватив взгляд Хая, он прикрыл плечи плащом, но Хай заметил его дерзкий взгляд, хотя лицо венди сохраняло бесстрастное выражение.

– Он не говорит на пуническом, – объяснил Мармон. – Но я знаю, что ты говоришь на его языке.

Хай кивнул, и шпион посмотрел на него, прежде чем обратиться к Мармону. Голос его звучал негромко, без гнева и обличения.

– Мы договаривались, что никто не увидит моего лица, – сказал он.

– Тут другое дело, – быстро объяснил Мармон. – Это не обычный человек, а верховный жрец Опета и главнокомандующий всеми царскими армиями. – Мармон помолчал. – Это Хай Бен-Амон.

Шпион кивнул. Лицо его оставалось бесстрастным, даже когда Хай заговорил на венди.

Они разговаривали около часа, потом Хай повернулся к Мармону и сказал по-пунически:

– Этот человек не согласен с тем, что ты мне рассказывал. – Хай нахмурился и раздраженно постучал пальцами по столу. – Он ничего не слышал ни о боге с львиными когтями, ни об отрядах воинов, вооруженных дравским оружием.

– Да, – согласился Мармон. – В этих местах сохраняется спокойствие. Донесения пришли из других мест.

– У тебя есть здесь шпионы? – спросил Хай.

– Немного, – ответил Мармон, и Хай задумался.

– Я пойду на восток, – принял решение Хай. – Уйду на рассвете.

– Через пять дней прибудет дозорная галера.

– С палубы галеры я ничего не увижу. Пойду пешком.

– На восходе солнца тебя будет ждать охрана.

– Нет, – отказался Хай. – Я пойду быстрее и привлеку меньше внимания, если буду один. – Он посмотрел на Сторча. – Этот человек может стать проводником, если ты не ошибся и ему можно доверять.

Мармон передал шпиону приказ Хая и закончил:

– Теперь можешь идти. Поешь, отдохни и к восходу солнца будь готов.

Когда шпион ушел, Хай посмотрел ему вслед и спросил:

– Сколько ты ему платишь?

– Мало, – признал Мармон. – Соль, бусы, медные побрякушки.

– Интересно, зачем он это делает, – негромко сказал Хай. – Почему работает на нас, хотя на его теле еще не зажили рубцы от хлыста?

– Меня больше не удивляют поступки людей, – сказал Мармон. – Я столько раз видел странное поведение, что больше не задаюсь вопросом о причинах.

– А я задаюсь, – прошептал Хай, который все еще глядел вслед шпиону, обеспокоенный его предательством, которое так не соответствовало представлениям Хая о чести.