– Туда можно подняться по туннелю, – объяснил я. – Храм Грез напрямую соединен со складом. А туннель связан со зданием: один вход в него находится в задней комнате Юн Шату, а второй – в комнате с идолом на складе.

– Я был в задней комнате Юн Шату, но никакой двери там не видел.

– Она скрыта под столом. Вы же видели такой массивный стол по центру комнаты? Если бы вы повернули его кругом, то в полу открылся бы люк. Так вот, мой план таков: я проберусь внутрь через Храм Грез и встречусь с Хозяином в комнате с идолом. Вы тайно расставите своих людей перед складом и на соседней улице, перед Храмом Грез. Здание Юн Шату, как вы знаете, выходит фасадом к реке, а склад – на противоположную сторону, к параллельной улочке. Ваши люди по сигналу ворвутся с парадного входа на склад и одновременно – через Храм Грез в притон Юн Шату. И пусть доберутся до само́й задней комнаты, стреляют и не знают пощады к тем, кто попытается им помешать, – и там откроют скрытый люк, как я уже сказал.

Других выходов из логова Хозяина, насколько мне известно, не существует, так что он со своими прислужниками обязательно попробует сбежать по туннелю. Но мы встретим их с обеих сторон.

– А может, это западня, – пробормотал он, – или попытка разлучить меня с сэром Холдредом, но… – Я затаил дыхание. – Я по природе своей азартен, – продолжил он медленно. – Так что прислушаюсь к тому, что вы, американцы, называйте чутьем. Но упаси вас Господь, если вы мне лжете!

Я, выпрямившись, вскочил.

– Слава богу! А теперь помогите мне с костюмом – я должен быть в нем, когда вернусь к автомобилю, который меня ждет.

Я вытряхнул свой ужасный наряд и приготовился его надеть, но Гордон сощурил глаза.

– Как всегда, заметно, что тут приложил руку сам Хозяин. Вам, конечно же, указали оставить отпечатки пальцев этого отвратительного костюма?

– Да… хоть я и совсем не понимаю, почему.

– А я, кажется, понимаю. Хозяин известен тем, что никогда не оставляет на местах преступлений настоящих следов. Сегодня вечером из соседнего зоопарка сбежала крупная обезьяна, и, судя по вашему костюму, это произошло не случайно. Ее должны были обвинить в смерти сэра Холдреда.

Это звучало так складно, что по моему телу пробежала дрожь, как если бы я посмотрел на себя в зеркало.

– Уже два часа, – сказал Гордон. – Учитывая, сколько времени вам понадобится, чтобы вернуться в Лаймхауз, а мне – чтобы собрать людей, я готов вас заверить, что в полпятого дом уже будет оцеплен. Только прошу, подождите здесь, пока я не покину дом – тогда я смогу прибыть, по крайней мере, не позднее вас.

– Хорошо! – я непроизвольно ухватил его за руку. – Только там будет одна девушка, которая никак не связана со злыми деяниями Хозяина. Она всего лишь жертва обстоятельств, равно как и я. Будьте с ней добры.

– Сделаем. Какого сигнала мне ждать?

– Я не знаю, как подать вам сигнал. И сомневаюсь, что какой-либо звук из дома можно услышать с улицы. Пусть ваши люди врываются, когда часы пробьют пять.

Я повернулся, готовый идти.

– А человек, который ждет вас в машине… Он может что-либо подозревать?

– Я знаю, как это выяснить, – мрачно проговорил я, – и если может, то в Храм Грез я вернусь один.

Дверь мягко затворилась за моей спиной, и огромный темный дом показался мне еще более четким, кем когда-либо прежде. Ссутулившись, я бегом пересек влажную лужайку – несомненно, с таким гротескным, жутковатым видом, что, повстречай я в тот час кого-либо, меня приняли бы не за человека, а за огромную обезьяну.

До чего же ловко Хозяин все продумал!

Я вскарабкался по стене, спрыгнул на землю с другой стороны и пробрался сквозь тьму и моросящий дождь к тем зарослям, где был спрятан автомобиль.

Водитель высунулся с переднего сиденья.

Я, учащенно дыша, всячески пытался придумать, как изобразить человека, только что хладнокровно совершившего убийство и скрывшегося с места преступления.

– Ты ничего не слышал? Криков или чего-то в этом роде? – прошипел я, схватив его за руку.

– Ни звука. Только легкий треск, когда вы вломились в дом, – отозвался негр. – Ты славно поработал – кто бы ни оказался сейчас на дороге, подозрений у него не возникло бы.

– А ты все это время не выходил из машины? – спросил я. Когда он ответил отрицательно, я ухватил его за лодыжку и провел рукой по подошвам его ботинок: те оказались полностью сухими, равно как и манжета штанины. Удовлетворенный, я забрался на заднее сиденье. Сделай он хоть шаг из машины, на туфлях и брюках осталась бы влага.

Я приказал не заводить двигатель, пока я не сниму обезьянью шкуру, и спустя минуту мы понеслись сквозь ночь. И все же меня терзали сомнения и я испытывал неуверенность. Зачем Гордону было хоть сколько-нибудь доверять слову незнакомца, да еще и бывшего слуги Хозяина? Не принял ли он мою историю за бред наркомана или ложь, направленную на то, чтобы заманить и одурачить его?

Но если он мне не поверил, то почему позволил уйти?

Мне оставалось лишь положиться на него. Как бы то ни было, что бы Гордон ни сделал, он не повлиял бы слишком решительно на мою судьбу, даже с учетом того, что Зулейха дала мне средство, способное продлить мою жизнь. Мои мысли вращались вокруг нее, и сильнее моего желания отомстить Катулосу была лишь надежда, что Гордон сумеет спасти ее из цепких пальцев этого дьявола. И все же в своих мрачных раздумьях я полагал, что если Гордон и подведет меня, у меня будут еще собственные руки, которыми я, может быть, сумею схватить за тощую шею Костелицего…

Вдруг мне вспомнился Юссеф Али и его странные слова, чей смысл дошел до меня лишь сейчас: «Хозяин обещал ее мне, когда придет время империи».

Время империи – что бы это могло означать?

Автомобиль, наконец, остановился перед зданием, скрывавшем в себе Храм Грез. Сейчас оно выглядело темным и безмолвным. Поездка показалась мне бесконечной, и, поднявшись с места, я взглянул на часы на приборной доске. Мое сердце буквально подпрыгнуло: было четыре тридцать четыре, и – если глаза меня не обманывали – я уловил движение среди теней по ту сторону улицы, куда не доходил свет фонарей. В такой ночной час это могло означать лишь одно из двух – либо кто-то из прислужников Хозяина следил за моим возвращением, либо Гордон сдержал свое слово. Негр уехал, а я открыл дверь, пересек пустой бар и вошел в опиумную комнату. На койках и на полу валялись курящие – в местах вроде этого не существовало деления на день и ночь, какое известно всем нормальным людям, и все пребывает в известном забытье.