В конце концов он решил Хайера из лос-анджелесского Центра изгнать. Он писал, что из-за Центра стал посмешищем: журналисты, все еще относившиеся к нему с уважением, спрашивали, не продал ли он Хайеру свое имя за деньги, а журналисты, менее к нему расположенные, говорили, что имя «Хилтон» тоже можно купить. Он чувствовал себя оскорбленным и обиженным и в длинных телефонных разговорах с Хайером не видел больше никакого смысла.

Некоторые из его друзей недоумевали, почему музей, так тесно связанный с Центром, носившим его имя, содержал так мало информации о нем самом и его деятельности. На третьем этаже стоял компьютер, в котором какие-то сведения о нем вроде бы содержались, но что именно там было написано, ему самому никто так ни разу и не сказал. «Как будто я уже умер», – писал он.

Он хотел, чтобы каждый посетитель музея получал страницу из его книги «Каждый день – день памяти: хроника еврейского мученичества», где бы рассказывалось о евреях, замученных в соответствующий день календаря, и издатель книги полагал, что именно так оно и будет, однако Хайер сказал, что эту информацию лучше заложить в компьютер, и Визенталь, считавший, что это очередная попытка его унизить, пригрозил, что сделает ужасное: предложит эту идею музею Холокоста в Вашингтоне.

«Мне также не нравится тот факт, – писал он Хайеру, – что ты беспрерывно фигурируешь в средствах массовой информации. Не проходит и недели, чтобы ты не прокомментировал какую-нибудь тему, часто не имеющую к Центру никакого отношения, и при этом тебя всегда представляют как “декана Центра Симона Визенталя”».

В свете всех этих фактов Визенталь пришел к выводу, что смысла поддерживать отношения с Центром через Хайера больше нет (в то, что тот изменит свое поведение, он не верил), и уведомил раввина, что будет просить совет директоров найти ему замену. Однако Хайер так на своей должности и остался, а Визенталю пришлось удовлетвориться ролью «свадебного генерала».

Он пребывал в подавленном состоянии духа, страдал от одиночества, а вскоре ему к тому же пришлось пережить еще одну ужасную атаку, причем на этот раз он остался совершенно один.

Как еврею Эли Розенбауму повезло: он вырос в обществе, считавшем еврейскую историю и культуру неотъемлемой частью национальной самоидентичности, а жестокий антисемитизм, в условиях которого пришлось жить Визенталю, был для Розенбаума далекой историей.

Родился Розенбаум в Нью-Йорке. Когда американские евреи пережили страх, предшествовавший Шестидневной войне, и эйфорию, охватившую их после ее окончания, ему было двенадцать лет. Волна интереса к Холокосту пришлась на период его учебы в средней школе, и Визенталь был его кумиром. Он снова и снова перечитывал книгу «Убийцы среди нас», а некоторые отрывки из нее знал наизусть.

Учась в Гарвардской юридической школе, он включился в кампанию за отмену в ФРГ срока давности, которую вел Визенталь, и сумел убедить целый ряд известных американских профессоров права выступить в поддержку Визенталя. Также он участвовал в кампании против Интерпола, допустившего несколько провалов при преследовании нацистских преступников. Этой темой Визенталь тоже занимался. Розенбаум послал Визенталю письмо и получил ответ, в котором тот его благодарил и выражал уверенность, что Розенбаум сделает прекрасную карьеру в качестве юриста. «Я хранил это письмо как сокровище», – писал Розенбаум позднее. Он даже послал венскому Центру документации денежное пожертвование.

Через два года после демонстрации сериала «Холокост» Розенбаум закончил университет и был принят на должность адвоката в ООР. Ему было тогда двадцать три года. Однако еще до выхода на работу он написал Визенталю о царивших в то время в отделе распрях и интригах. Начальника отдела Мартина Мендельсона вынудили уйти (впоследствии он стал одним из адвокатов Визенталя), а вместо него назначили Алана Райена. В связи с увольнением Мендельсона Ассоциация студентов-евреев Гарвардской юридической школы послала президенту Картеру письмо протеста. Розенбаум написал Визенталю, что поступил на работу в ООР с большим трудом и опасается, что будет там, как и Мендельсон, «меченым». «Я, – писал он, – все больше и больше сомневаюсь, что Министерство юстиции хочет продолжать подобные расследования, и намерен уволиться, если увижу, что правительство не собирается доводить эти дела до суда». Он попросил Визенталя связываться с ним не напрямую, а только через раввина Купера из Лос-Анджелеса.

Визенталь попытался его по-отечески ободрить. «Когда вы начнете работать в отделе и там узнают, что я ваш друг, уверен, что никаких проблем у вас на работе не будет», – заверил он Розенбаума.

Розенбаум проработал в ООР около трех лет. В 1985 году он стал юридическим советником Всемирного еврейского конгресса.

Свое влияние и престиж Всемирный еврейский конгресс (ВЕК) приобрел главным образом в период, когда его президентом был Нахум Гольдман, руководивший этой организацией очень грамотно в течение более тридцати лет. Эдгар Бронфман, который был президентом ВЕК в 80-е годы, тоже вел себя так, словно выступал от имени всего еврейского народа, и в период его правления многие мировые лидеры продолжали относиться к ВЕК с пиететом. На самом же деле ВЕК представлял собой сеть организаций, многие из которых существовали только на бумаге, а его авторитет в значительной степени базировался на мифе о еврейском мировом господстве. Тем не менее, как и миф, который соткал вокруг себя Визенталь, миф о Всемирном еврейском конгрессе тоже оказался эффективным. Бронфман, канадский миллиардер, возглавлявший фирму по производству виски, вел себя как глава крупной державы. Он летал из одной столицы в другую на личном самолете, и его повсюду принимали главы государств. «Мы заинтересованы в том, чтобы люди думали, что мы сильны», – сказал он однажды и добавил, что чем больше укрепляется его собственный авторитет, тем сильнее становится ВЕК.

Гольдман тоже умел вести себя с мировыми лидерами так, словно был еврейским царем, но люди, стоявшие во главе ВЕК в 80-е годы, принадлежали уже к новому поколению американских евреев. Они выросли на рассказах родителей о преследованиях евреев в Европе, и их девизом были слова: «Это не должно повториться». Они знали, что во время Холокоста американские евреи не сделали всего, что могли, чтобы спасти своих европейских собратьев, и им было стыдно за проявленную тогда еврейскими лидерами мягкотелость и малодушие. Они были воинственны, высокомерны, тщеславны, по-юношески бунтарски настроены и в январе 1986 года объявили войну Курту Вальдхайму, который в это время баллотировался на пост президента Австрии от Консервативной партии.

Позднее Розенбаум вспоминал, что все началось в иерусалимском отеле «Хилтон», где проходила конференция ВЕК. Генеральный секретарь организации Исраэль Зингер подошел к нему и безо всяких предисловий объявил, что посылает его в Вену. «В Вену? – переспросил Розенбаум. – Зачем?». – «Это связано с Куртом Вальдхаймом», – ответил Зингер, понизив голос, а затем – уже почти шепотом – спросил, знает ли Розенбаум, кто такой Леон Цельман. Розенбаум не знал.