– Есть, но… – слегка растерялся Манол, – но те камеры, что в доме, работают не всегда.

– Почему?

– У нас нет такой цели: наблюдать за вами. Да вы и сами бы воспротивились – ведь это нарушение приватности. Поэтому они только иногда включаются. Чтобы проконтролировать, как все системы в доме функционируют.

– Сегодня камеры работали, – отрезала я. – Я сама в них наблюдала, как дочка второй этаж исследует. Кто, кстати, решает, когда их включать, а когда нет?

Манол пожал плечами:

– Автоматика. Если вдруг какой-то сбой, нам только сообщение об ошибке приходит. А мы вас не видим. Никогда, не бойтесь. У нас на пульте картинка только с улицы. Входная дверь. Ворота. Забор и территория вдоль него.

– Хорошо. Найдите мне, пожалуйста, изображение из кухни. За последние полтора часа.

Болгарин не слишком уверенно подошел к клавиатуре. Извлек из внутреннего кармана бумажку со списком команд. Сверяясь с ней, начал жать на кнопки. Замелькали картинки: я пью кофе в капитанской рубке (это еще утром), мы с дочкой выходим на пляж, Маришка на втором этаже крадется вдоль книжных стеллажей…

– Стоп, стоп! – закричала я.

Манол послушно остановил калейдоскоп.

– Вот, видите! – комментировала я. – Вот кухня. Я заканчиваю делать тесто… выливаю его в форму… а потом – Маришка меня зовет на второй этаж… сейчас я включу функцию подогрева…

Но тут картинка погасла.

– Почему? – ахнула я.

– Я ж говорил вам: электроника сама решает – когда снимать, когда не снимать, – усмехнулся болгарин.

– Хорошо, давайте дальше посмотрим, когда я прибегаю, а тут почти пожар!

…Однако следующим изображением стали мы с Манолом. Вместе входим в кухню, я показываю ему на сгоревший пирог…

– Странно, – нахмурился болгарин.

И взглянул на меня подозрительно:

– Вы тут ничего не стирали?

– Конечно, нет! – психанула я. – Во-первых, я не умею. А во-вторых, какой мне смысл – если я сама, допустим, сожгла пирог – вызывать вас и разводить панику?!

– Да нет, нет, конечно, нет никакого смысла, – растерянно молвил Манол.

– Но в чем тогда дело?! – чуть не плача выкрикнула я. – Как это все объяснить?

– Да не волнуйтесь вы, Юна! – расщедрился на улыбку он. – Я вам все сейчас очень убедительно аргументирую. В доме – перебор с электроникой. И она иногда слишком много на себя берет. Уборка автоматическая, постели сами убираются. Слишком наворотили, отсюда и все беды. Зачем поручать технике вещи, которые издавна горничные делали? Вот мы и получаем парадокс, когда слишком умный мозг не может справиться с простейшей задачей.

– Но в печи куча степеней защиты, – парировала я. – На все случаи! Антипригарная форма. Специальный датчик, если пирог только начинает подгорать. А главное – никакая хозяйка не доверит «умному дому» самому включать духовку. Она всегда сделает эта сама.

– Ой, ну подумаешь, – отмахнулся Манол. – Дала электроника сбой. Хотите – мы вам компенсируем стоимость муки и прочего, что там на тесто пошло.

– Да не надо мне ничего компенсировать, – вздохнула я.

Мне бы понять: почему вдруг?! Дом, прежде столь предупредительный, заботливый, стал проявлять ко мне агрессию. За что? Мы с Маришей ему ничего плохого не делали. Вошли, правда, в секретную комнату с детскими платьями. Может, нельзя было? Но почему?

И я упорно повторила:

– Не верю я в восстание машин… Давайте все-таки посмотрим записи с внешних камер. Раз электроника глючит – в дом запросто мог кто-то войти. А ваши хваленые сирены и прочие датчики не сработали.

– Ну, давайте смотреть, – неохотно произнес Манол. – Хотя у меня рабочий день уже закончился.

– Ничего, – безжалостно молвила я. – Попросите, чтоб заплатили сверхурочные.

Болгарин вывел на экраны изображения с уличных камер. Спросил устало:

– С какого времени будем смотреть? Только – уверяю вас! – случись что подозрительное, мы бы и у себя в конторе увидели.

Но я упрямо произнесла:

– Давайте на быстрой промотке, но прямо с утра. С десяти, когда мы с Маришкой ушли на пляж, а потом уехали в город.

– Как прикажете. – Он нажал на «play» и лениво раскинулся в кресле. Впрочем, уже через пару секунд насторожился, прильнул к экрану, вдавил кнопку «стоп».

Я тоже вздрогнула, прищурилась на монитор. На улице, у забора – точно под видеокамерой – стояла женщина. Внимательно смотрела в объектив – и улыбалась. Насмешливо, едко.

– Что ей тут надо? – возмущенно пробормотал Манол.

Вновь нажал на воспроизведение, нахмурился еще больше – однако ничего интересного не последовало. Дама медленно, с достоинством, обернулась – и двинула прочь.

Манол вздохнул облегченно, молвил:

– Обычная зевака. Ничего плохого не делала. Потому в конторе тревогу и не подняли.

– Да… – с трудом выдохнула я.

Я ничего не стала говорить болгарину.

Но тетку, что насмешливо мне улыбалась, я узнала сразу. Это была Лариса. Жена Максима Петровича.

* * *

Мой любовник снял трубку на втором гудке.

Я не стала тратить время на table talk – бухнула сразу:

– Макс. Твоя жена здесь.

Пауза. Кашлянул. Наконец произнес – а голос фальшивый-фальшивый:

– Ты уверена, Юночка?

Я перебила, заорала в ответ:

– Это ты очки носишь, а у меня зрение в порядке! Она под забором стояла и прямо в видеокамеру пялилась!

– Вот чертова баба! – устало выдохнул он.

– Ты, я смотрю, и не удивился. Значит, знал? Знал, да?!

– Нет, Юна, что ты! – горячо возразил он. – Конечно, не знал. Я просто видел, что она злится, ревнует…

– Ну удружил! Ну спасибо! Обещал мне: милое, райское, безопасное место! И вообще клялся, что твоя жена про нас не в курсе!

– Она правда была не в курсе. Очень долго, – раздраженно пробормотал Макс. – А совсем недавно нас выследила. Узнала, что у меня дочь. Ну, и понесло ее…

– Извиняйся. Падай в ноги. Моли о пощаде. Или разводись, – перечислила я варианты.

– Да ничего она не слушает… – заблеял Макс. – Заладила: предатель, ненавижу, отомщу! Понимаешь, так еще сложилось неудачно, что раньше она всегда была занята. Хозяйство, дети, кружки. А теперь сыновья уехали и ей просто делать нечего. Вот и сует свой нос, куда не надо.

– Слушай, не надо оправдываться, – перебила я. – Мне плевать, как ты будешь разбираться со своей женой. Скажи, что делать нам?!

– А что тут можно сделать? Не обращай внимания. Потерпи. В вашу крепость она все равно не проберется, – жалобно произнес Макс. – Лариса не диверсант.