Служить Томскому оказалось куда сложнее, чем исполнять капризы хулигана Юрца. У того хотя бы потребности человеческие были – пивко, видак, девчонки. А Мишане то редкая книга понадобится – без зазрения совести гонит адъютанта в библиотеку. То реактивы заставлял смешивать. А всего хуже было, когда гений в депрессию впадал: часами мог сидеть, уставившись в стенку. И попробуй в таком состоянии накорми его, заставь уроки выучить, отведи в школу! (Родителей у Томского не имелось, жил со старухой теткой, которая своего странного племянника откровенно побаивалась и совсем не любила.)

Сева знал: Томский наблюдается у психиатра, тот выписывает ему таблетки. Но Мишка их пил через раз. Потом и вовсе к доктору ходить перестал. Тетка настаивать не стала. Врач тоже не побеспокоился, не звонил. В стране перестройка, всем все по барабану. Даже в их когда-то строгой гимназии никого не волновало, что Михаил совсем забил на «официальную» учебу, съехал на трояки и принципиально занимался одной лишь физикой.

Но в десятом классе учительница информатики решила отправить на районную олимпиаду по программированию именно Томского. Предмет по тем временам был совсем диковинный. У них на всю школу – элитную гимназию! – компьютер имелся единственный. Поэтому установка была – просто поучаствовать.

– Чего это тебя посылают? – удивился Сева. – Ты даже в гонки играть не умеешь.

– Чтобы программу написать, компьютер вообще не нужен, – фыркнул Томский.

И неожиданно для всех привез из района первое место.

Учителя обрадовались, отправили на городскую олимпиаду – а Мишка и там победил!

Сразу поднялась суета. Старшеклассника немедленно взяли в сборную России по информатике (имелась, оказывается, в стране и такая).

Чемпионат России по программированию проходил в Санкт-Петербурге.

– Поехали со мной! – простодушно позвал друга Томский.

– На какие шиши? – вздохнул Сева.

– Мне без тебя будет плохо, – констатировал Михаил.

И отправился в Питер один.

Вернулся отощавший, простуженный, с температурой, пропахший потом и с безумными огоньками во взоре. Равнодушно вывалил из чемодана посеребренную статуэтку – Гран-при. И сообщил Севе:

– Через два месяца в Кейптаун поедем. На чемпионат мира.

– Ты поедешь, – пожал плечами Акимов.

– Нет, мы оба, – с нажимом молвил одноклассник. – Я теперь звезда, я им условие поставил.

И тщетно Сева искал в его жарком гриппозном взгляде насмешку или хотя бы самолюбование.

…Именно в Кейптауне Сева впервые увидел доллары. А еще лэптоп и компьютерные игрушки с неземной красоты графикой.

Российскую делегацию букмекеры осторожно называли «темной лошадкой». Но Акимов считал: у наших гениев вообще нет никаких шансов. Хотя бы потому, что все задания – на английском, а Мишка его почти не знает. Как можно соревноваться, когда условие задачи не можешь прочесть?

И когда объявили победителя – Mikhail Tomsky, Russia, – Сева едва в обморок не грохнулся. А компьютерному гению – хоть бы хны. На сцену за призом отправился с видом наикислейшим. Интервью давал сквозь зубы – дитя, блин, холодной войны! А далее последовал потрясающий по своей безумности поступок.

Американцы сразу предложили российскому гению грант в Массачусетском технологическом. Покрывал он все: учебу, отдельную комнату в хостеле, учебники, – да еще и стипендия немалая.

Время дикое, 1996 год, в стране бывшей советской нищета, бабули у метро хлебом торгуют.

«Ох, прилепиться бы к нему в той Америке – хоть кем!» – тоскливо думал Сева. С трудом изобразил радость за друга, спросил:

– И когда ты там учиться начинаешь?

Чудила-Мишка взглянул удивленно:

– Никогда. Еще чего – программированием заниматься! Я им по горло накушался, пока к этой дебильной олимпиаде готовился. Скукотень!

И тут Сева наконец понял: вожделенный золотой чемоданчик у него под диваном.

Правильно, Мишка, умничка! Не надо тебе никакого Массачусетского технологического. Оставайся в России. Иди без экзаменов в свой любимый МИФИ, двигай чистую науку. А я останусь с тобой рядом и буду постоянно капать тебе на мозг.

Скучно ему информатикой заниматься, видите ли. Ничего, дорогой. Придется. В программировании крутятся бешеные, абсолютно сумасшедшие деньги. И если ты в семнадцать лет – лучший в мире, сколько ж ты к тридцати годам заработаешь?!

…Но только Мишка оказался удивительно крепким орешком. Традиционные «морковки» (деньги, девочки, рестораны, машины, слава) не действовали на него абсолютно. Настоящий синий чулок стал. Вроде бы студент, а жил как старик. Даже джинсов не носил – говорил, что ткань жесткая, жмет ему, неудобно. Носил растянутые совковые треники – иногда даже в институт в них ходил! Корпеть над формулами готов был сутками. Ел, пил, только когда давали. Амбиций – ноль (желание доказать теорему Пуанкаре не в счет).

Но Севину заботу принимал – кто откажется? Акимов бегал для друга в библиотеку и за кефиром, пылесосил его квартиру, иногда Томский ему и кое-какие расчеты поручал – несложные.

Уже на первом курсе заговорили, что талантливый физик вместо диплома будет писать кандидатскую, и Сева совсем приуныл. Дурак этот Томский! В стране столько всего интересного, нового! Тот же текстовый редактор «Лексикон» можно усовершенствовать или собственную программу придумать, покруче. Один раз продашь – сразу богач. На всю жизнь с нынешней инфляцией не хватит, но годик-другой можно почивать на лаврах спокойно.

А еще можно игрушки компьютерные изобретать. Или в Америке вон: банки грабят как-то по Интернету. А друг все долдонит: «Программирование – примитив, там развернуться вообще негде».

И нормальные аргументы – что только здесь можно кучу денег срубить – на святого человека не действуют.

Пожалуй, не получается у них симбиоза – то бишь взаимовыгодного сотрудничества. Один комменсализм. Даже нет, хуже. Томский – потребитель и сволочь, всю жизнь ему испортил.

«Бросать его надо», – решил Сева. И уже начал глазами по сторонам стрелять, нового хозяина себе подыскивать.

Но однажды столкнулся во дворе с бывшей их одноклассницей, Настей.

Та – первая в школе красотка и умница – в институт поступать не стала. Севины родители с осуждением говорили (а сын не гнушался подслушивать), что нашла себе Настенька покровителя высокого полета. С «Мерседесом», охраной и связями чуть не уровня Ельцина.

Сева, в отличие от мамаши с папашей, девчонку не осуждал. Хихикнул про себя: «Тоже симбиоз».

Но, похоже, не заладилась у Насти красивая жизнь. Сева мигом углядел изрядный фингал под прелестным голубым глазиком, разбитую губу. А главное, куда подевался уверенный, насмешливый, отражение неба и моря, взгляд! Сейчас стрельнула на него глазами из-под капюшона, будто побитая синичка, заковыляла быстренько прочь.