Демоны разевают пасти не только чтобы кого-то испугать или пожрать, но и чтобы вдоволь нахохотаться. Как хорошо известно, в христианской мысли и церковной проповеди существовала влиятельная традиция, осуждавшая смех как проводник греха и проявление животного начала в человеке. Ссылаясь на слова Христа «горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете» (Лк. 6:25), многие богословы утверждали, что он никогда не смеялся. Или, по крайней мере, в Евангелиях нет об этом ни слова. А это уже говорит о том, что смех – вещь опасная. Само собой, это не означает, что смех был изгнан за пределы церкви – как здания, института и сообщества[813]. Многие клирики не только любили пошутить, но считали смех полезным инструментом обращения. Они сочиняли пародийные жития святых или литургии – как, например, «месса пьяниц». А поля богослужебных рукописей или молитвенников в XIII–XV вв. нередко украшались абсурдными и комичными маргиналиями.

Тем не менее в церковной (особенно монашеской) традиции смех оставался под подозрением. Ведь он сотрясает тело, искажает черты лица и ведет к утрате самоконтроля. Многие богословы противопоставляли тихую радость праведников и хохот грешников (risum cum cacchinis). Приемы, с помощью которых демоны искушают людей, часто описывали с помощью глаголов ludere, illudere («играть», «обманывать») и их производных. Стремясь погубить как можно больше душ, бесы вовлекают своих жертв в пагубные игры, строят им ловушки, плодят иллюзии (illusio) и смеются, радуясь пополнению ада. Потому на множестве средневековых изображений нечистые духи гогочут, широко раскрыв рты[814]. Предостережения против громкого смеха, который искажает лицо, в позднее Средневековье и раннее Новое время регулярно звучали в различных нравоучительных сочинениях и наставлениях по хорошим манерам. Считалось, что, широко раскрыв рот, гогочет простонародье – господам пристала легкая улыбка[815]. Потому, показывая хохочущих мучителей и хулителей Христа, художники подчеркивали не только их злобу, но и мужицкую грубость[816].

В XIII в. ангелов впервые стали изображать улыбающимися. На западном фасаде Реймсского собора архангел Гавриил возвещает Марии, что ей суждено родить Сына Божьего. Его губы радостно приподняты. В Магдебурге, Регенсбурге и Амьене Дева улыбается ему в ответ. Так скульпторы стремились показать их тихое ликование – Спаситель грядет, первородный грех будет искуплен. В 1240 г. английский король Генрих III приказал, чтобы херувимы в часовне лондонского Тауэра были изображены с радостными и веселыми лицами[817]. На северном портале Магдебургского собора установлены статуи мудрых и неразумных дев из евангельской притчи (Мф. 25:1-13). Мудрые девы олицетворяли праведников, которым уготована жизнь вечная. Они улыбаются, озаренные внутренним светом. Неразумные девы, которые символизировали грешников, обреченных на вечные муки, в отчаянии заламывают руки, а их лица искажены скорбными гримасами. Интереснее всего взглянуть на рельеф Страшного суда, установленный в 1230-х гг. над вратами Бамбергского собора. Спасенные, стоящие по правую руку от Христа-Судии, радостно улыбаются. По левую руку от него – грешники. На первый взгляд кажется, что и они ликуют. Однако, если присмотреться, мы увидим, что их лица искажены сильнее, а у некоторых приоткрыты рты и видны зубы (у всех праведников уста замкнуты). Перед нами гримасы отчаяния, «плач и скрежет зубов» (Мф. 8:12), ожидающий изверженных во «тьму внешнюю».

Мастера готической эпохи противопоставляли радостную улыбку, которая дозволена ангелам и святым, и смех во весь рот – удел демонов, безумцев и нечестивцев[818].

В позднесредневековой иконографии истязатели часто показывают Христу, Деве Марии, а порой и святым язык (II.4.16). На самом общем уровне высунутый язык – это знак насмешки, злоречия и хулы на Бога[819]. Его можно понимать и буквально (грешники, словно звери, скалятся, неистовствуют и высовывают языки), и иносказательно – как указание на тот орган, который «виновен» в грехах, связанных с речью (peccatum linguae)[820]. По этой логике в реальной судебной практике клеветникам, богохульникам или лжесвидетелям усекали языки, а на многих изображениях преисподней нечестивцы, осужденные за те же грехи на вечные муки, стояли с торчащими изо рта языками или висели на крюках, вонзенных им в языки.

II.4.16. Бичевание Христа. Карлик (шут?) с крючковатым носом бьет Христа по спине розгами и показывает ему язык.

Холкхэмская Библия. Англия. Ок. 1327–1335 гг.

London. British Library. Ms. Add. 47682. Fol. 29v

На изображениях Страстей язык – один из главных инструментов агрессии против Христа. Эта идея восходит к многочисленным ветхозаветным текстам, которые обличали коварство злой речи: «Что хвалишься злодейством, сильный? милость Божия всегда со мною; гибель вымышляет язык твой; как изощренная бритва, он у тебя, коварный! ты любишь больше зло, нежели добро, больше ложь, нежели говорить правду; ты любишь всякие гибельные речи, язык коварный: за то Бог сокрушит тебя вконец, изринет тебя и исторгнет тебя из жилища [твоего] и корень твой из земли живых» (Пс. 51:3–7). Злой язык сравнивали с оружием: бичом («Удар бича делает рубцы, а удар языка сокрушит кости», Сир. 28:20), мечом («Язык – острый меч», Пс. 56:5) или луком («Как лук, напрягают язык свой для лжи», Иер. 9:3).