– Пару раз было такое дело. В первый раз это был моряк. Как он сюда попал я понятия не имею. Наверное, он заснул во время службы, а когда я его здесь нашел тот молился с таким усердием, что у церкви чуть крышу не снесло. Бог мой! Вы бы слышали какой шум он поднял! Потом он рассказывал, что в церкви уже лет десять не бывал, да еще поклялся, что впредь ни к одной церкви в жизни даже близко не подойдет. Во второй раз старый дурень какой-то задремал. Еще помню, как-то мальчишки заигрались и их заперли. Вообще-то, для них это был последний раз, когда они так резвились. Вот мы и пришли, сэр. Теперь Вы видите какая наша церковь. Наш последний Настоятель любил водить сюда экскурсии, он предпочитал всё делать при лунном свете, у него для такого случая был стих припасен, который он читал им, о каком-то Шотландском Соборе, ну-да, точно так, правда, я его не запомнил. Мне почему-то кажется, что интересней здесь, когда всё вокруг темно, потому что всё становится большим и потолки выше. Вы не будете против того, чтобы остаться на некоторое время в нефе[337], а я схожу туда, где у нас находится хор, мне нужно там кое-что сделать, надеюсь, вы меня понимаете.

Лэйк остался его ждать. Прислонившись к колонне, он наблюдал за тем, как колыхались волны света, пробегая по всей длине внутреннего пространства церкви они спускались по ступенькам вниз, где преломлялись, встречая на своем пути какое-нибудь ограждение или предмет инвентаря, из за которых их причудливые отражения можно было увидеть только на верхних опорах и потолке. Через некоторое время Уорби опять появился у входа в неф и помахал фонарем Лэйку, тем самым давая сигнал присоединиться к нему.

– Полагаю это сам Уорби, а не какой-то фантом, – подумал Лэйк, осторожно продвигаясь вперед по нефу. На его счастье, всё обошлось без приключений. Уорби показал ему ноты, за которыми он по велению настоятеля церкви приходил, и спросил Лэйка, как ему у них понравилось. Лэйк согласился с тем, что такое место посетить стоило. – Мне почему-то кажется, – сказал он, когда они вместе поднимались по ступенькам алтаря, – у вас поначалу до жути сердечко екало, когда приходилось ходить сюда ночью, наверное, и сейчас то и дело страх пробирает, когда книжка из рук упадет или дверь заскрипит.

– Нет, господин Лэйк, таким меня не испугать. Я гораздо больше боюсь утечки газа или сильного крена дымовой трубы, вот этого стоит бояться. Хотя, припоминаю был один случай, с тех пор уже, правда, много времени прошло. Видите эту могилу возле алтаря? – Её тяжело заметить сразу, но если присмотреться то можно. По нашим записям она в нашей церкви с пятнадцатого столетия. Я не знаю, видите ла вы её? Если вам плохо видно, то давайте подойдем поближе. – Могила, о которой говорил Уорби, находилась с северной стороны алтаря и заметить её было довольно сложно, потому что на три фута над ней поднималась каменная ограда. В конце концов, Лэйк заметил облицованное серым камнем надгробие, лишь только благодаря внушительного размера металлическому кресту, немного возвышающемуся над оградой, можно было догадаться о том, что здесь кто-то похоронен.

Господин Лэйк вполне был склонен согласиться с тем, что эта могила может относиться к началу Перпендикулярного Периода[338]. – Знаете, Уорби, – сказал он, – если здесь только не покоится какой-нибудь знатный вельможа то, простите меня великодушно, вряд ли вам удастся меня заинтересовать.

– Я не могу сказать, что в этой могиле лежит прах человека, оставившего свой след в истории, – сказал Уорби, со сдержанной улыбкой на лице. – Поскольку в наших книгах нет записей, указывающих на то, кто здесь похоронен. Тем не менее, если вы согласитесь внимательно выслушать мой рассказ, господин Лэйк, то за те полчаса, которые требуются для того, чтобы пройти расстояние от церкви до моего дома, вы узнаете немало интересного. Я не хочу начинать прямо сейчас, становится довольно прохладно и я весь продрог, да и, в конце концов, не собираемся же мы торчать в церкви всю ночь.

– С удовольствием вас послушаю.

– Ну что-ж, сэр, тогда извольте. Только для начала я бы хотел задать вам один вопрос, – продолжал он, когда они проходили по нефу. – В нашем маленьком путеводителе, и не только там, также в небольшой книге из серии о соборах и церквях Англии, посвященной нашему собору, вы найдете место, где говорится о том, что эта часть церкви была построена еще задолго до двенадцатого столетия. Конечно, мне нравится такой подход, но…, осторожно, тут ступенька, сэр. Я хочу, чтобы вы посмотрели внимательно. Неужели можно сказать, глядя на каменную кладку этой части стены (он постучал по ней своим ключом), неужели и вы тоже думаете, что эти стены стоят здесь с той эпохи, которую называют Англосаксонским периодом архитектуры[339]? Нет? Вот и я говорю, нет. Так вот, если хотите знать, я пятьдесят раз говорил об этом библиографам, что одному из нашей местной библиотеки, что второму, который приезжал сюда из Лондона по каким-то там делам. При каждом удобнм случае я напоминал им об этой каменной кладке. Но что толку? Им хоть кол на голове чеши.

Рассуждения об удивительном свойстве человека ничего не слышать, когда ему говорят, не давали господину Уорби успокоиться вплоть до того самого момента, когда они вместе с господином Лэйком уже переступили порог его дома. Уютная обстановка и огонь горящий в камине, в той комнате, где остановился господин Лэйк, подтолкнули господина Уорби предложить провести остаток вечера в гостиной. Там мы их и найдем, сидящих друг напротив друга за вечерним чаем.

Рассказ господина Уорби оказался довольно длинным, поэтому я не собираюсь точно пересказывать его весь с самого начала и до конца. Основную его суть Лэйк сразу же записал на бумаге, а потом добавил своими словами то, что ему удалось запомнить. При этом, со своей стороны, я считаю, будет гораздо лучше сделать повествование Лэйка в некоторой степени еще более лаконичным.

Согласно тому, что говорил о себе Уорби, родился он в 1828 году или что-то вроде того. До него его отец был связан с этим собором, а еще раньше его дедушка. Дед и отец, – каждый в свое время, были клирошанами[340], а потом, всю свою жизнь до самой смерти они трудились, один был каменщиком, а второй столяром.